И именно поэтому слишком поздно заметила ловушку.

Она так и не поняла, из какой дыры, или щели вынырнули в проулок две тени. Тощие, оборванные и скалящиеся как смерть.

Они взялись как будто ниоткуда, но уже в следующее мгновение решительно преградили ей путь.

– И куда это спешит такая цыпочка? – заржал первый, и Дани, мгновенно покрывшись ледяным потом. Во рту у него все зубы совершенно гнилые, черные.

– Наверное, несет бабушке пирожки и горшочек масла, – противно хихикнул второй, свирепо сверкнув черными глазами.

Дани чудом увернулась от грязных рук, рванула в противоположную сторону, назад, на площадь – но поняла, что не успеет. Дорога назад уже была перекрыта. И тоже двое, один медленно идет к ней, а второй, огромный как медведь, прислонился спиной к стене и зубочисткой ковыряется во рту.

Ноги моментально сделались ватными. Дани остановилась, тоже попятилась, разворачиваясь спиной к дому и выжидая. Так уже бывало с ней… тогда, намного раньше, когда жила на помойках, и именно поэтому она очень хорошо понимала, что надо ускользнуть от них. Стоит дать слабину – и все, ты труп, изуродованный труп, который полиция когда-нибудь разыщет и отправит в общую могилу для нищих.

В конце концов, она маленькая и шустрая. Если сильно повезет, то увернется, прошмыгнет под их руками…

– Цыпленочеееек, – мечтательно протянул тот, с гнилыми зубами, – ах, как долго я мечтал о такой птичке. Снимай шубу, цыпа.

«Так даже лучше, – мелькнула мысль, – будет проще бегать».

Дани выбросила вперед руки в примиряющем жесте.

– Хорошо, хорошо. Забирайте. Только дайте мне пройти.

Она быстро положила пакет с едой на мерзлую землю, скинула шубку и, размахнувшись, бросила ее в сторону грабителей.

Те переглянулись. Черноглазый поднял добычу, быстро пошарил по карманам и достал четверть кроны.

– Это что, и все?

– Шуба дорогая. Наверняка у этой малышки кошелек на поясе.

– Нет никакого кошелька, – судорожно сглотнув, ответила Дани, – у меня больше ничего нет. Отпустите, а?

Ее накрыло страхом, но она еще боролась. Нельзя. Нужно быть сильной и ловкой, и только в этом случае она уйдет живой.

– Покладистая малышка, – с удовольствием заметил тот, у кого гнилые зубы, – люблю покладистых женщин. Но нам деньги нужны, цыпа.

– У меня нет больше денег! – выкрикнула Дани, – ничего больше нет!

Они снова переглянулись.

А Дани, улучив момент, бросила взгляд в сторону того, который походил на медведя. Он все так же стоял, прислонившись к стене, и все так же ковырялся в зубах, делая вид, что все происходящее его не касается.

– Ха, цыпа, а ты не врешь? Надо тебя обыскать…

Они все подходили и подходили, медленно, крадучись, словно шакалы. Дани сжалась пружиной. Вот он, этот миг, ее последний шанс…

– Ты гляди, у нее на шее цацка.

– Ее тоже заберем…

– И колечко.

Пискнув, она поднырнула под протянутую руку и со всех сил рванула туда, где путь уже был свободен. Шаг. Другой. Пульс грохочет в ушах, отмеряя мгновения.

…И жесткие руки, перехватившие поперек туловища.

Все-таки не смогла, попалась.

– Отпустите! – крикнула она, но из горла выполз сдавленный хрип, – помогиииите!

– Сладкая цыпочка, – ужасные, отвратительные руки шарили по телу, – мммм, сочная сладкая цыпочка. Кривой, держи побрякушку. Да, и колечко надо снять.

Шею ожгло болью, и из глаз брызнули слезы. Кулон, который купил Аламар…

– Нееет! Отдай! Отдай немедленно!

И, развернувшись, пропахала ногтями грязную физиономию.

– Ах ты сука!

Скулу ожгло болью, голова мотнулась, и на миг перед глазами все померкло.

– Ну все, цыпа. Я хотел быть с тобой нежным, но уже не получится.

– Помогите! – прохрипела Дани, понимая, что ее уже никто не услышит, а если и услышит, то точно не поможет.