Дани осмотрелась, быстро нашла у стены обогревающие магкристаллы и, подвинув стул туда, вытянула к теплу озябшие ступни.

«Еды у нее нет, – билось в висках, – ну ничего, я потерплю. Я ж привыкла терпеть, потерплю еще немного».

Потом в помещение вплыл густой аромат свежесваренного кофе, а следом и Хельгерда с парой керамических кружек.

– Ни крошки еды, – бодро сказала она, – вот только несколько конфет нашлось.

Дани обхватила ладонями горячую кружку, сделала глоток обжигающе-горячего напитка.

– Спасибо, Хельгерда. Вы меня просто спасли.

– Да что уж, – женщина медленно прихлебывала свой кофе, а потом приказала:

– Деточка, рассказывай. Я не совсем понимаю, почему ты ушла из дома своего мужа. Аламар был очень богатым человеком, ты бы всю жизнь как в масле каталась.

– Не нужно мне такое масло, – Дани захрустела карамелькой и почувствовала себя почти счастливой, – дело в том, что…

И рассказала все, начиная с того момента, как едва не утопла в ванной.

– Я не хочу… я не могу туда вернуться, понимаете? С одной стороны, я понимаю, что моя вина перед Аламаром… ее не искупить. Никак и никогда. Но жить в ожидании, когда Ньями в очередной раз плеснет ненавистью, тоже не хочется.

– Понимаю, – протянула Хельгерда, – несчастный цыпленочек… Эк тебя угораздило. Но шубу-то могла и не оставлять в особняке, между прочим. Мастер Аламар, да пребудет он в свете господа нашего Всеблагого, тогда отвалил за нее целое состояние. И колье тоже недешевым было.

Дани только головой затрясла.

– Что мне эта шуба теперь, когда его нет? О, я бы все отдала, лишь бы только…

«Он был жив», – закончила про себя. И сама удивилась тому, что, начинаясь со страха и боли, зародившаяся привязанность оказалась столь крепкой.

– Понимаю, – протянула женщина. Окинула Дани внимательным взглядом, – так чем я могу помочь-то?

– Я… мне… очень нужна работа, Хельгерда, – прошептала Дани и опустила глаза, – я понимаю, что прошу очень много, но… вы единственная, кто может помочь.

Воцарилась тяжелая, давящая тишина.

«Откажет», – решила Дани ,и на душе сделалось так горько, что хоть волком вой.

– Да не вопрос, – сказала Хельгерда, – мне как раз не помешает помощница. С мехами столько возни, надо постоянно следить, чтобы артефакты были заряжены, не то моль будет пировать.

– Вы… вы правда согласны? – Дани внезапно охрипла, – о, я так благодарна! Вы не пожалеете, клянусь! Я ведь… все умею, все. И готовить, и убирать.

Хельгерда отставила в сторону кружку и чуть заметно улыбнулась.

– Жалко мне тебя, детка. Ты по возрасту как моя дочка… так что…

– А ваша дочка… – Дани запнулась, подумав вдруг, что Хельгерда могла и потерять своего ребенка, и спрашивать об этом даже неприлично.

Хозяйка магазина махнула рукой.

– Да жива она, жива, эта стервь. Наплевала на родную мать и укатила с тем хлыщом, как бишь его там…

***

Дани покинула магазин ближе к вечеру и поспешила домой. За спиной как будто крылья выросли: Хельгерда пожертвовала ей шубку, а в карман этой шубки вложила серебряную крону в качестве аванса.

Город начал оживать к вечеру. На улицах появились первые прохожие, кое-кто открыл лавку, так что Дани забежала в булочную и на пол-кроны купила себе яблочный пирог, а потом потратила еще четверть на бутылку молока.

«Ну вот, – думала она, хрустя ледяным крошевом, – все наладится. Я все смогу. Сама».

И тут же мелькнула мысль, что Аламар мог бы ей гордиться – так, совсем чуть-чуть.

Прижимая к груди сверток с продуктами, она скорым шагом пересекла улицу и свернула в узкий проулок, который должен был привести ее к площади Вершителей. В животе урчало, а от пакета с пирогом пахло так, что рот был полон слюны, но Дани твердо решила, что доберется до дома и уже там устроит себе пиршество. С упоением вдыхая аромат свежей выпечки и чувствуя, как слегка кружится голова, она почти бежала вперед, совершенно не глядя по сторонам.