Папа бросился поднимать маму, а я, обуреваемый нехорошим предчувствием, кинулся к велосипеду.

О горе, мне! О горе!

У моего, столь долгожданного, с таким трудом выклянченного, новенького велосипеда, был свёрнут на бок руль, а на переднем колесе красовалась такая огромная «восьмёрка», что оно еле прокручивалось в вилке.

От такой несправедливости жизни у меня навернулись слёзы на глаза, и только огромным усилием «мужской воли», я смог не зарыдать громко-громко, а лишь побледнеть самую малость, и застонать раненным зверем!

Посмотрев на маму полными слёз глазами, я увидел, что ей тоже здорово досталось.

Её платье внизу было порвано, а правая коленка была вся поцарапана, и кровь текла из открытых ранок.

Мне стало так жалко её, и велосипед конечно тоже, что, не удержавшись, хоть я и мужчина, горько заплакал.

Как отступающие французы после битвы под Бородино, мы – я с поломанным велосипедом и папа, поддерживая хромающую маму, возвращались домой.

Я боялся оторвать взгляд от земли и посмотреть на своих товарищей, встречавшихся нам на пути.

Мне бабушка как-то рассказывала про «Голгофу», так это, наверное, про меня.

Правильно говорят – «Не заносись высоко в своей гордыне – Бог накажет!». Так и получилось со мной.

Я вёл велосипед, и у меня в груди что-то болело.

Приковыляв домой, мы всей семьёй стали разбираться в случившемся.

Мама стала рассказывать, что она ехала, ехала и, нечаянно, наехала на небольшой камешек, валявшийся на её пути. Переднее колесо, само по себе, вдруг повернуло в сторону дерева, и она, не успев даже глазом моргнуть, как ударилась об него. В глазах засверкали звёздочки, а затем я оказалась на земле, и появилась боль в коленке.

Папа стал разбираться с велосипедом, и нашёл ведь причину такого, своеобразного его поведения.

Вот какой умный у меня, папа! – с гордостью подумал я, а потом мне стало так стыдно, так стыдно…

– Ты, Серёжа, гайку зажимного хомута на руле подтягивал? – спросил папа, и вопросительно посмотрел на меня.

Я, наверное, покраснел от стыда, потому что лицу вдруг стало жарко-жарко.

– ?!

– Ккк-а-ко-го хо-мм-уу-та? – проблеял я козлиным фальцетом.

– Вот этого хомута и вот эту гайку, – сказал папа, и показал пальцем на них.

– Ааа-а разве её нужно подтягивать? – несколько озабочено и окончательно смутившись, поинтересовался я.

– Конечно! Я ещё удивляюсь, как мама смогла столько проехать и не упасть раньше.

Мне оставалось только сконфуженно опустить повинную голову.

Вот таким, не совсем удачным, оказался мой первый, «Парадный» выезд на велосипеде.

* * *

Через пару дней папа сумел почти полностью избавить мой велосипед от «восьмёрки» на переднем колесе, и сам, своими руками, перепроверил затяжку всех гаек и винтов. Проверяя и подтягивая их, он при этом показывал мне, где, и что нужно проверять!

Прошла неделя после моего первого укрощения железного коня. И вот я, с великой радостью, улыбаясь во весь рот (то есть, от счастья «выставив наружу все свои зубы»), качу на своём, поблескивающем хромированными колёсами, велосипеде. А рядом со мной, то есть, бок о бок, катит Толик Волков, и мы ведём с ним серьёзный разговор о пользе прикормки для рыбы.

Но здесь произошло неожиданное и удивительное событие, память о котором до сих пор жива в сердцах людей

(Повесть о Ходже Насреддине)

Глава первая

Семнадцатого, утром, часов в девять, мы переезжали по мосту через широченную реку России – Волгу.

Мимо вагонного окна мелькали фермы железнодорожного моста, разделяя пейзаж на маленькие диапозитивы.

Видно было, как вниз по течению, старательно крутя красными большими колёсами, и пуская дым из белой с синей поперечной полосой трубы, казавшийся маленьким на таком расстоянии пароход, тащил связку плотов. Плоты, изгибаясь по фарватеру, были похожи на змею, а пароход на её голову.