Обе длани крепко сжимали птицу, потому живо стекающие серебряные ручейки стереть было трудно, так и струились они по веснушчатым чуть розоватым щекам. Сколько раз себя кляла за то, что творит сейчас – не счесть. Хотя и ведро подготовила, чтобы потом накрыть, дабы не понёсся без головы неведомо куда, и топор рядом приладила… но не смогла.
Все следующие разы мучить петуха своей трусостью Ждана не стала, потому просто унесла того и подкинула наискось во двор к Бажену окончательно разочаровавшись в себе. «Он точно не даст ему пропасть. А вот что мамкин наказ не выполнила, то будет мне худо!».
Спустя какое-то время на старом дощатом столе стояли тарелки с кутьёй, блинами и киселём в глиняной кринке. В животе истошно скребло и притрагиваться к поминальной еде не хотелось, однако, пересилив себя, она точно побитая жизнью исхудавшая кошка, подтянув к животу колени сидела на сундуке глядя на завешенные тряпьём зеркала, насилу жуя измазанный в, неприлично ароматном для поминальной пищи, меду ажурный блин.
Озираясь по сторонам, ей причудилась медленно ползущая тень по печи, что стояла подле входа в избу, словно кто-то наведался. Убеждая саму себя, Ждана уверилась, что это лишь отблески света играются с нею, да мысли тяготят, оттого дурное видится. Недвижимое пламечко зажжённой лучины одновременно пугало мертвенностью и бездвижьем и тут же успокаивало тем, что все этапы она сделала верно и душа хоть и не родной, но матушки отправилась в Навь и не витает в Яви, ведь наверняка уже встретилась с помощником чёрного бога – Велесом, для переправы.
Именно сейчас пуще всего её съедало ощущение покинутости, одиночества.
«Слишком звонкая тишь… такая, аж страшно. Как же дальше быть?.. Может Злату разбудить? Нет-нет, даже выйти побоюсь. Тогда Бажена позвать? Тоже нет – у него мамка с папкой уже совсем плохие, больше проблем ему наделаю. Стало быть, если сон не идёт, нужно завлечь себя, думы занять другим!».
Недоброе чувство вновь закралось у девушки в груди. Не зная куда себя подать она направилась к корзине сухих трав, дабы найти полезное и если не уснуть, то хотя бы убрать трясучку в теле.
Босые ноги столь неслышно ступали по деревянному полу, что даже доселе скрипучие щербатые доски ныне не отзывались. Ледяные тонкие пальцы крепко хватались за прутья лествицы поднимаясь всё выше – на чердак.
Напрягая взор и вглядываясь в полумрак, перебирала она сушенные веточки:
– Чертополох, верхушки ясенеца… плакун-травы мало-мальски осталось, добрать надо.
Дочка пуще матушки ведала в травах, несмотря на юный возраст, да лишний раз старалась это не выдавать, мирно прибирая за старушкой рассыпанные в ходе её работы веточки, коренья и другие приблуды по местам.
– Да где ж ты, ароматник14 родненький?! Я, милый, без тебя этой ноченькой уснуть точно не сумею, – разбавляла она морочную тишь своим говором. – Ну, не прячься, покажись!.. – в сердцах громко бросила дева.
Скрип половиц, словно кто-то тяжёлый и увесистый переступил через порог, заставил затаить дыхание, сжаться. Резкий холод пробежал по спине и рукам точно искалывая иголками стужи после произнесённых в нетерпенье слов. Она замерла, держа в одной руке нужный пучок иссушенного, но душистого растения, а в другой догорающую лучину в светце. «Если матушка пришла к столу, то вреда не причинит! А если нечисть какая, то несдобровать. Матушка ещё берегла, а тепереча нет со мною защиты вовсе» – прикидывала мысленно Ждана. Крепче впиваясь рукой в полозья и полностью забравшись на чердак, та, не оборачиваясь, с рыком вонзила:
– Чур меня! Чур! Чур меня!