С нынешнего дня всё оказалось возложено на хрупкие девичьи рамены13, и Ждана не была уверена, что осилит нести матушкино бремя знахарки в вымирающей деревне, ведь вся оставшаяся в меньшинстве молодёжь стремилась в Китежград – не так давно образовавшийся само названный стольный город всея Лукоморья. В том числе и Злата всё без конца зазывала подругу перебраться в град, однако если мотивы Златы заключались в поиске ладной любви, то Ждана сторонилась сердечности и ещё тем летом надеялась пойти по стопам матушки, но только крепче обучиться добротному знахарскому мастерству. И всё же оплата у знахарей была такая – что ни кров не оплатишь в граде, ни кафтан не купишь. Без денег и в город – сам себе ворог. Ведунов же, особенно умелых, в сравненье благодарили больше. Ведуны, или по-другому их звали ведьмами, также как и знахари лечили людей, но в основном подключали к действию магию – шепотки, заговоры, оговоры, но всё из их рук и уст исходило на благость, в отличии от колдунов, кои устремляли свои силы лишь на чернь.

Однако князь Лукоморья последние лета особо не жаловал не только колдунов и ведающих в тёмных делах, но стали опасаться за свою жизнь даже простые лекари, желающие делать добро людскому здоровью. «Лечить можно – колдовать негоже» – эти слова стёрлись из обыденной речи, ведь в чём отыскать разницу между колдуньей и зелейкой – люд не знал, оттого от незнания мешал все понятия и в случае неудачного дела – начинал рьяно разглагольствовать, оттого ведающего настигали испепеляющие последствия. Ждана и некие силы в себе порою чуяла, однако никогда не применяла – боялась, оттого запирала их насилу, не хотела зла делать, а ныне и вовсе страшилась в град подаваться.

Так и случилось всё слишком лихо и теперь девушка оказалась совсем потерянной, одинокой, как и девятнадцать летов назад. В Беловодье же Ждана точно была уверена, что жители не дадут спокойной жизни, но и волочиться в большом граде совсем в отдалении от природы, в безызвестности юной девице тоже было не в угоду и чуждо. Так и стояла она на распутье, не ведая куда себя деть… прямо как сейчас, во дворе.

Отогнав назойливые мысли о серьезном выборе своей дорожки, она опять бросила взор малахитовых глаз на последнего, кто остался здесь живёхонек кроме неё. Животина словно чувствовала свой грядущий исход и принялась нервно кукарекать, носиться по двору.

– Айда сюда, ну! От судьбы не уйдёшь!.. – вдогонку за птицей ругалась та.

Марье, ввиду возраста, уже не хватало сил держать скот, ухаживать за ним, при том – двоим много ли надо? Потому матушка заводила только курей, да и Бажен всегда снабжал мясом и молоком, от этого и не голодали, но и жили смирно.

И не сказать, что Жданка была неженкой или никудышной помощницей, но сама никогда животину жизни не лишала, да и дальше бы не трогала. Только таков был один из последних наказов маменьки, а ослушаться она не могла, даже после её смерти. «Не клади его со мной в дорогу. Дай ему свободу и тебе раздолье будет, да пища поминальная, Дана. Опосля в град направишься, мужа себе ладного найдёшь, всё будет у тебя Жданка, токмо когда меня не станет не гляди в глаза ворога, беды не оберёшься! Пропадёшь!» – выталкивала из себя последние слова Марья перед кончиной.

Всё же схватив брыкающегося певуна за тело, девушка потащила того к чурке и уложила на бок. Глаза стали на мокром месте.

– Это что получается? Матушку схоронив я не роняла слёзы, а петуха завидев – разреветься готова! Дурная… дурная!

И вразумить не могла, что лишь настал миг выплеснуть всё что накопилось, а она в сердцах корила себя за вверенную ей с рожденья людом «неправильность».