Наиболее выразителен триумфальный крик тогда, когда гусь оказывается перед лицом заведомо превосходящего противника и вынужден принять бой. «Узы, связывающие гусака с супругой и детьми, удерживают его на месте и не позволяют бежать, даже если противник вызывает в нем сильное стремление к бегству, а не только агрессивность. В этом случае он попадает в такое же положение, как загнанная в угол крыса, и «геройская» – с виду – храбрость, с какой отец семейства сам бросается на превосходящего противника, – это мужество отчаяния, уже знакомая нам критическая реакция» (К. Лоренц). «Критическая реакция» или нет, но какое мужество требуется «гусю лапчатому», чтобы вступить в бой с соколом!

Кюи о водоплавающих птицах, как и другие произведения традиционной инструментальной музыки у казахов, обычно сопровождаются легендами – иногда общеизвестными, основанными на мифах, иногда личными. История создания кюя «Дикий гусь» Ж. Стамбаева такова. Осенью, готовясь к перелету, дикие гуси убивают ослабленных и больных сородичей. Жестокая необходимость, ведь ослабленный гусь не сможет поддерживать необходимую скорость полета, задержит перелет стаи, создавая для нее опасность (а ведь дикие гуси во время сезонных миграций перелетают через Гималаи). Как-то в камышах кюйши нашел гусыню со сломанным и неправильно сросшимся крылом. Кюйши пожалел птицу и принес ее домой. Вслед за ним прилетел и самец, все лето прятавший в камышах свою самку от расправы стаи. Кюйши уехал в аул привезти необходимые снадобья для лечения. В это время случайно зашедший в дом родственник обнаружил исхудалую больную птицу и из жалости зарезал ее. Ожидавший неподалеку самец, увидев окровавленный ком перьев, догадался о происшедшем и, вскрикнув, на месте умер от горя.

Позже, во время кочевки с джайлау на зимовку, кюйши исполнил своему внуку, как бы утешая ребенка, новый кюй «Дикий гусь», изображающий полет гуся, его движение на воде и гогот.

Признаться, подобные, до сих пор бытующие в устной форме рассказы в форме быличек – об утратившей верблюжонка и беснующейся от горя верблюдице, которую кобызовый кюй заставил успокоиться, заплакать и принять чужого осиротевшего верблюжонка, о сторожевых собаках, сутками во время бурана лаем зовущих заблудившихся в степи путниках, о змеиной орде, живущей под домом народной целительницы-емші и оберегающей ее семью и имущество от посторонних, о царице-змее, умирающей на могиле целительницы, о сурке-отце, с плачем провожающем дочь замуж, – казались отголосками древних тотемических мифов и шаманских легенд, которые, разумеется, возникли не на пустом месте, а на основе наблюдений охотников и скотоводов (следует признать, наблюдений точных, как доказывает работа К. Лоренца).

Тезис М. Элиаде «природа представляет собой нечто, обусловленное культурой» я понимала в том смысле, что наше отношение к природе, сформированное культурными стереотипами, обусловливает ее восприятие, определяет интерпретацию реальной жизни. Несмотря на данные современной науки (присутствие наблюдателя влияет даже на ход физических процессов в микромире и пр.), мысли Т. Асемкулова о том, что свойственные традиционной казахской культуре отзывчивость и доброта влияли на окружающую их природу, что казахские домашние животные обладали особой чуткостью и милосердием, казались экзотическими идеями творческого человека (тем более, что мы – современные казахи – подспудно испытываем давление вегетарианского мировоззрения, для которого все мы – мясоеды – кровожадные хищники).

В традиционализме есть вычурная и сложная теория. Насколько я поняла, суть ее в том, что человек является субъектом данного мира (чаще всего, к сожалению, лишь потенциальным). Проще говоря, в нашем мире человек является разумным существом (существом, которое знает имена и суть всех вещей и существ). Но есть другие миры, в которых эта роль принадлежит определенных видам деревьев, животных или птиц. Деревья, животные и птицы нашего мира не обладают субъектным сознанием, но из других миров, где они обладают таковым, в наш мир на них падает отсвет, их души временами вступают в резонанс с вибрациями далеких миров… Обычному человеку не дано это почувствовать, но миры связаны друг с другом центрами, они, как бусины на нить, нанизаны на мировую ось (или нить сутратмы). Человек, реализованный духовно, отождествившийся с центром мира, через этот центр вступает в контакт с другими мирами.