Функции нисходящего и восходящего движения связаны с промежуточным положением Коркута между Всевышним и миром, Абсолютом и относительным, бесконечным и конечным, с его посредничеством между Богом и людьми. Поэтому он «Ала атлык жол Тенгри» – «бог» Пути, Божественный Посланник, душеводитель, мастер инициации, как Один-Вотан, Гермес, Меркурий.

Как «умирающий» бог (Элиаде), приносящий себя в жертву, он Спаситель, Христос, гностический «хорос». В индуизме его в разных аспектах можно сопоставлять с Агни, Ямой, Кришной, Шивой и т. д. «Разносторонность» Коркута (а мы упомянули еще не все его аспекты) связана и с его промежуточным положением между Истоком и Бытием, и с характером мифологического мышления вообще, и с его спецификой в тенгрианстве – древней традиции, избегающей категоризации и догматизации, более того, предпочитающей выражать истину даже и не устным словом, притчей, а музыкой, жестом, орнаментальным узором, атмосферой присутствия.

Итак, как можно толковать аныз о Коркуте с учетом позднейших напластований и искажений? Вряд ли столь древняя традиция сохраняла свою жизненность и творческий импульс в течение 16 тысяч лет за счет единственного изначального Откровения. Более реальным представляется продолжение цепи духовной преемственности путем возобновляющихся время от времени откровений. В истории джайнизма можно наблюдать цепь преемственности тиртханкаров, последний из которых, Махавира, являлся современником и земляком Будды Сакьямуни. Цепь пророчеств наблюдается и в истории индуизма. Под именем Зороастра скрывается не один человек, а целая группа жрецов-реформаторов, как считают многие ученые. А. Боровков, используя лексику ХII – ХIII вв., реконструирует значение имени Коркута так: «посланник», «проповедник», «советник», то есть речь идет не об имени индивида, а о статусе, общественной функции [62]. (Вообще говоря, этимология слова «Коркут» не может считаться удовлетворительной до тех пор, пока не будет объяснено созвучие его с именами типологически близких «персонажей» других традиций, таких как Христос, Кришна, Гермес, Гаруда, Гор-Ахут).

«…Творческая активность в плане религиозного воображения обновляет традиционную мифологическую ткань…» [63]. Тем более такую активность можно предполагать в традиции, первостепенное значение уделяющей непосредственному переживанию человеком преображающего опыта встречи с сакральным, живой ткани, конкретной реальности светового опыта. Традиции, включающей в качестве одного из структурообразующих элементов шаманскую практику – практику «архаического экстаза» (М. Элиаде), при этом некоторыми исследователями вполне резонно указывалось на единство структуры шаманского экстаза и пророчеств Зороастра, Будды, Мухаммеда. Вполне возможно, аныз (легенды) содержат некоторые исторические факты из жизни последнего тенгрианского пророка. Но в любом случае очевидна архетипичность, мифологическая структура этих легенд, что подтверждает существование некоего архетипа духовного пути и реализации, откровения в тенгрианстве. Г.Н. Потанин в своей книге «Козы-Ерке – культ сына неба в верованиях южных алтайцев» доказывал определяющее влияние тенгрианства на христианство, христианскую идею Сына Божьего. Не впадая в свойственный некоторым нашим ученым своего рода шовинизм и экстремизм в вопросах происхождения религий (представляющий реакцию на европоцентризм и т. п.), мы предпочитаем придерживаться мнения о том, что наши предки сохранили духовную традицию, некогда распространенную в общечеловеческом масштабе. Традицию, содержащую всеобщий архетип духовной реализации и откровения. Поэтому возобновление истины в разных исторических формах конкретной личностью неизбежно предполагает воспроизведение этого архетипа. Так, например, и в Коране неоднократно указывается на возобновление через пророка Мухаммеда древней традиции, заброшенной впавшими в многобожие арабами. Об этой традиции вспоминают противники Мухаммеда, когда презрительно отметают принесенное им откровение Корана: «Истории первых».