Гамбоев только усмехнулся. Он уходил по деревянным мосткам, пританцовывая, чередуя нырки с уклонами. Под ним прогибались и пели доски, как рельсы под тяжёлым товарняком. Тётя Муся печально глядела вслед, будто опоздавшая на поезд.

Из соседнего дома выскочил, возбуждённо гримасничая, зоолог Волкодав.

– Какая-то дребедень! – выпалил, подбегая. – Кошмар! Сел на дикобраза!

Тётя очнулась и принялась уточнять симптомы.

– Может, на ёжика? Смысл, знаете ли, разный.

– Какой к лешему ёжик! – сокрушался Волкодав. – Взгромоздился сослепу – думал, пуфик! А он зашумел, как мешок с костями, хрюкнул и – пронзил!

– Ах, вам надо быть осторожней, – пригрозила тётя. – Возможны крупные ссоры и рукоприкладство. Всё зависит от длинны игл…

– Сами поглядите, – покорно развернулся Волкодав.

Штаны его напоминали плотно утыканную швейную подушечку.

– Не верю, – прошептала тётя, трогая толстую беловатую иглу.

Волкодав охнул и побежал неведомо куда – иглы дрожали, как осинки на ветру. Сон так внезапно обернулся явью, что тётя Муся совершенно растерялась. Дома, присев у окна, безответно вопрошала:

– Дикобраз?! Откуда? В наших-то широтах?

– Время такое – всё перепутано, – утешала мама. – Неизвестно, чего ждать.

На другой день, ближе к обеду, пришёл участковый Фёдор Чур, из якутов. Остановился на пороге, оглядывая комнату.

– Шаманите?

– В каком смысле? – не поняла тётя.

– Да как же! – прищурился участковый, отчего глазки вовсе пропали, и лицо стало радушным, как головка пошехонского сыра. – Понятно, что в смысле снов!

– Это чистая наука, – возразила тётя. – Во сне не дремлет подсознание. Оно-то и говорит о будущем. А я толкую.

Фёдор Чур открыл полевую набедренную сумку и записал показания в блокнот. Перечитал, подумал.

– Есть факты, – вдруг вытаращил, как мог, глаза. – О сглазе. Не толкуете, а толкаете.

Сбиваете людей с толку! Гамбоев Пётр побывал в тяжёлом нокауте. А зоолог Волкодав учинил драку на звероферме, где из местных ежей выращивали дикобразов. Предупреждаю раз и навсегда – шаманства тут не потерпим!

Этот визит переполошил маму.

– Достукалась? – ахала она. – Кто тебя за язык-то тянет?!

Тётя Муся лишь рассеянно улыбалась:

– Приснится участковый – скоро замуж…

– Опомнись – это же не сон! – горячилась мама.

Но тётя не слушала, погружённая в предчувствия.

К нам в ту пору захаживал частенько ссыльный генерал Евгений Бочкин, и от него, конечно, уже ожидался решительный поступок. Вроде женитьбы.

Тем вечером за чаем генерал постучал ложечкой о стакан и, поднявшись, произнёс:

– Представьте, Мусьен, мне приснился дом без крыши…

Тётя заметно побледнела и отвернулась, а Бочкин продолжал:

– Кирпичный особняк. В три этажа. С крылечком и балконом. Но без крыши. Смысл очевиден! Дом – это я. Вы, дорогая, – крыша, которую надобно водрузить на место, – закончил он, и стало очень тихо.

Наконец тётя с неожиданной досадой и злостью сказала:

– Да что вы понимаете в снах?! Это вам не «мёртвая петля», не «штопор» и не «бочка»! Тоже мне – особняк!

Решительный Евгений Бочкин замер на миг, как в подбитом самолёте перед катапультированием, и нажал красную кнопку:

– Вы много понимаете! Генерал – слыхали!? – к неприятностям! Помилуйте, что за дремучесть! Впрочем, у вас – дрёма. У меня – честь… имею! – щёлкнул каблуками, как застрелился, и вышел навсегда.

Всё произошло так стремительно. Воздушный бой! Смертельно-скоротечный!

– Как понимать, Муся?! – воскликнула мама.

Тётя блуждала по столу мрачными глазами, и отблёскивал в них чайник, за которым угадывалась тёмная бездна всеведения.

– До последнего верила, – прошептала она. – А ему, дураку, – дом без крыши.… Значит, скоро полная отставка, да к тому же облысеет. Подлец! – взмахнула рукой, как бы ставя крест на генерале.