Женщина пронзительно завизжала. Все обернулись.

Выхваченный из темноты внезапным светом, у дерева застыл голый Кошкин. Он был в столбняке, как животное, захваченное врасплох.

Первой пришла в себя хозяйка дома.

– Голый! – тонко выкрикнула она.

Кошкин дернулся, как под током. И ринулся в кусты.

– Голый! Голый! – преследовало его.

Поднялся гвалт, залаяли собаки, взревел мотор. Поселок просыпался, зажигались окна. Кошкин петлял по улице, как заяц, пока не выскочил к какому-то дому, и здесь в последней надежде стал барабанить в дверь.

Вспыхнул свет, и за столом веранды появилась пожилая женщина. Застегивая халат, испуганно всмотрелась.

– Кто? Кто там?

– Я, я, – взмолился Кошкин. – Откройте! Помогите! Мне бы одежду! Какую-нибудь, старую, грязную, помогите!

За спиной женщины появился мужчина.

– Кто это? Что вам нужно?

– Одежду! – причитал Кошкин – Какую-нибудь! Прошу вас!

– Нет никакой одежды, – решительно сказал мужчина. – Уходите. Слышите? Отойдите от двери.

– Позови соседей, – нарочито громко сказала женщина.

– Дайте одежду! – Кошкин сгоряча дернул за ручку. – Я же совсем голый! Дайте одежду!

– Он дверь ломает! – закричала женщина и исчезла.

С другой стороны дома раздавались голоса, смешивались с собачьим лаем и с шумом мотора.

– К нам опять голый лезет! – истерично закричала женщина.

Свет фар заметался по дому. Кошкин не выдержал и бросился бежать.

Остановился он в зарослях, довольно далеко от поселка, отдышался и прислушался. В поселке началась паника. Во всех окнах горел свет. Безумно лаяли собаки.

Кошкин в ужасе торопливо уходил в лес.

– Боже мой, Боже мой, Боже мой, – стонал он.

Тут ему показалось, что собачий лай в поселке усилился и даже вроде бы стал приближаться.

Кошкин затравленно оглянулся и припустил без оглядки.

Только в глухой лесной чаще Кошкин наконец остановился и, теряя последние силы, со стоном опустился на землю. Он дрожал, задыхался и отчаянно страдал. Племя не принимало его, не пускало в свои пещеры, к своему костру. Он был обречен на гибель. Кошкин прислонился к стволу и замер.

Высоко над деревьями стояла большая желтая луна и освещала Кошкина зловещим, тревожным светом. Ровно шумел лес. Кричали ночные птицы. Хлопали крылья. Все вокруг шуршало.

Кошкин сидел напряженно, с остановившимися, широко открытыми глазами.

Хрустнул сучок. Мелькнула тень. Сверкнули зрачки. Из глубин Кошкина стал подниматься животный стон. Ужас объял его. Он вскочил и, круша всё на своем пути, бросился в чащу.

Его били ветви, хлестали кусты, он натыкался на деревья, падал, поднимался снова и бежал, бежал, бежал, пока его ноги вдруг не заскользили вниз, и, потеряв опору, Кошкин полетел в овраг.

Докатившись до дна, он растянулся внизу загнанной жертвой и, уже готовый к близкой смерти, вдруг нащупал рукой здоровый узловатый сук.

Тогда Кошкин медленно поднялся на ноги и, сжимая его двумя руками, грозно зарычал.

Утром снова светило солнце, шелестела под теплым ветром трава, и деревья шумели верхушками – все дышало покоем и умиротворением.

Кошкин косолапо брел по лесу с дубиной на плече и ключами на шее. Иногда он наклонялся и рвал ягоды. Запихивал, давясь, в рот и шел дальше. Выглядел он неважно. Исцарапанный, весь в ссадинах, с ввалившимися глазами, почерневшим, искусанным лицом и с разбитыми в кровь губами он походил на опустившегося вконец лешего.

Впереди мелькнула тропинка. Кошкин заметил ее, подошел и, оглянувшись по сторонам, торопливо пересек. Потом осторожно пошел вдоль тропинки, старательно прячась за кустами. Он уже не рисковал встречаться с людьми.

Тропинка вскоре вывела его к лесному озеру. Когда среди деревьев заблестела вода, Кошкин остановился.