И так каждый день вместе создавали их рассказ – рассказ о любви, нежности и стойкости, о том, как один вечер на заводе мог изменить всю их судьбу. Это было куда больше, чем простое совпадение: это было предназначение, и они, будучи частью этого великого замысла, исследовали безбрежные просторы, где впереди светило обещанное счастья.

В город пришло долгожданное лето. Солнечное утро разливалось по заводским цехам, пробиваясь сквозь грязные оконные рамы и заполняя пространство нежным светом. В воздухе витали запахи масла и металла, но сердце Лесового переполняло другое чувство – это была радость, смешанная с волнением. Он узнал, что Евдокия ждет ребенка. О том, что эта новость перевернет его жизнь, он даже не подозревал, но уже сейчас ее предвкушение переполняло его душу.

Эта весть, словно лучик света, пронзила серые будни трудового хмурого существования на заводе. Каждый день, стоя у станка, он внезапно осознал: все это уже не имеет для него смысла, если в его жизни не будет места для новой жизни.

Сломя голову Сергей Лесовой мчался по улице, его сердце переполняло гордое счастье, как яркая звезда, поглощающая тьму. Каждый его шаг был полон нетерпения, будто бы он спешил не просто домой, а навстречу чуду. Запах свежего воздуха наполнял легкие, обостряя ощущение радости, что все-таки его мечта начинает сбываться.

По пути он чуть было не столкнулся с Борисом Петровичем, своим старшим товарищем, который прогуливался по весенним улицам города после тяжелого трудового дня. Оглянувшись на звук шагов, Борис в удивлении воскликнул:

– Эй, Серега, ты чего такой раззадоренный, чуть с ног не снес!

Сергей, лишь краем уха уловив вопрос, с улыбкой прокричал в ответ:

– Петрович, извини, радость у меня! Беременная!

– Кто беременная? – вопрос Бориса Петровича раздался звучным эхом удивления, теряющимся в фоне спешащих прохожих и шуме вечернего города.

– Да Дунька моя беременная, Петрович! – продолжал кричать набегу Лесовой.

Эта новость, словно молния, пронзила Бориса. Он широко распахнул глаза и вскрикнул:

– Да ты что?! Радость то какая! Так это дело надобно обмыть!

– Обязательно, Петрович! Обязательно! – отголоском раздались слова Сергея, когда он уже исчез за углом дома, оставляя после себя легкий ветерок радости.

Борис Петрович, задержавшись ненадолго, с ухмылкой наблюдая за укрывающейся фигурой друга, пробормотал про себя:

– Ты смотри! Ну удалец! – и вновь побрел по своим делам.

На заре нового дня, когда свежий ветер из окна проскальзывал мимо токарных станков и коробок с запчастями, в заводском цехе снова запахло водкой и свежевыпеченным хлебом. Найденный среди ржавых инструментов стол словно ожил: на его поверхности лежали аккуратно нарезанные кусочки черного хлеба, а рядом – небольшие пластинки домашнего сала, обильно приправленные чесноком и укропом. Три засученных рукава рабочих, привыкших к тяжелому физическому труду, склонились над столом, на котором красиво играли солнечные лучи, проникая сквозь пыльные стекла цеха. Сергей в легком смятении взялся за бутылку, которая ждала своего момента. Он открыл ее с глухим треском, и зазвучали радостные крики и смех. Радостная новость парила в воздухе, как подъемный шар, заставляя сердца биться быстрее:

– Пей за здоровье наследника! – скомандовал Василий Ильич, разливая водку по чаркам и протягивая одну Лесовому.

– Слушай, Сергей… – произнес Борис Петрович пониженным тоном, как будто сейчас собирался вручить ему важный секрет. – А знаешь, что теперь делать? Давай-ка, бросай этот закоренелый завод, поезжай с Дунькой в деревню! Пока не поздно!