, которого одни считали сумасшедшим, а другие блаженным. 13-го января 1825 года Греков прошел дремучие леса Гойта, Марта, Гихи. Несколько деревень были истреблены, вырывались сады, Курчалинцы и совсем переселены на левый берег Сунжи. С нашей стороны стрельба велась исключительно Ингушами, выславшими в отряд свою конницу. Присутствие ее при наших войсках имело большое значение. «Еще впервые, – писал Греков, – ингушеское знамя развевалось в пределах чеченской земли, и чеченцы увидели в своих ненавистных противниках врагов опаснее других народов и даже наших казаков, поступающих с чеченцами гораздо человеколюбивые, нежели ингуши. Даже жители надтеречных аулов, и те не могли скрывать к ним своей ненависти. Стр. 319. Совсем в других отношениях стояли к нам карабулаки, давно обратившие свои аулы в притоны беглых кабардинских абреков. Особенно дурною славою пользовалось деревня Чурут Арешты, жители которой, с своим старшиною Джантемир Куцуровым открыто разбойничали по большим дорогам. Карабулаки также, как ингуши, были вековыми врагами чеченцев, но Бей – Булат и Махома успели уже смягчить эту ненавидеть и приобрести влияние по крайней мере в тех лальних аулов, которые лежали в невылазных трущобах. Зарождавшаяся дружеской экспедицией, решился истребить Чуруч – Арешты и, если будет можно, захватить самого Джантемира. В конце января 1825 года войска скрытно выступили из Преградного Стана, но экспедиция с первых же шагов пошли неудачно. Вовремя предупрежденные нашими мирными чеченцами, жители успели испортить дороги, сломать мосты и завалили теснины срубленными деревьями так, что несмотря на все усилия войска не смогли пробиться через эти преграды. Убедившись что здесь нужен целый батальон с топорами, Греков повернул отряд назад на Сунжу. «Еще в первый раз не имел я успеха, писал он Вельяминову, – и должен был остановиться при самом исполнении начатого дела». Самолюбие, однако не позволяло еиу признать себя побежденным. Напротив, он хотел доказать Карабулакам, что никакие преграды не могут спати их от русского оружия и через две недели снова повел отряд в Чуруч-Арешты, не только по другой, более кружной и опасной дороге. Которая шла от устья речки Мартана (Фортанги) по левому берегу ее в теснину, заросшую дремучим лесом. Завалы были еще целы но жители мало по малу пробили в них тропинки что бы мог пробраться один конь.12 февраля 1825 года к восьми часам утра, войска подошли к этой страшной теснине. Пехота остановилась, а 200 всадников (казаки и чеченцы),предводимые атаманом Черновым, пустились далее по головоломным тропам и с ними Греков. С этой стороны Карабулаки не могли ожидать нападения и потому были захвачены врасплох. С горы, на которой стоял аул, они видели нашу конницу только тогда, когда, выбравшись, наконец, из леса, она во весь опор нслаь уже по равнине. Бежать было поздно, и жители со своими семьями заперлись в каменную башню, стоявшую посреди деревни. Башня была крепкая, построенная в два яруса с бойницами, имела толстые дубовые ворота, которые изнутри завалили камнями, и жители считали себя в безопасности: они знали что орудия к ним провести нельзя, а овладеть башней без пушек казалось делом несбыточным. «Окружив деревню, -доносил Греков – я послал чеченца потребовать, чтобы засевшие в башне сдались добровольно, что сопротивлении их будет бесполезно, и что я ручаюсь за сохранение их жизни. Они отвечали ужасными ругательствами и выстрелами. Тогда я приказал спешить сто казаков и чеченцев, сказал им, что не взявши башни, не отступлю, и всякий трус накзан будет по военному уставу. Команду над штурмующими я поручил капитану Чернову». Прикрываясь саклями, спешенные всадники подползли к башне шагов на 30 и вдруг бросились под самые стены. Осажденные дали залп, свалили семь человек, но это только воспламенило штурмующих. Быстро подложили они под нижние ворота зажженную пудовую бомбу и едва успели отскочить, как взрыв разрушил ворота. Тогда в образовавшуюся брешь казаки стали бросать огромные мешки, наполненные порохом. Взрыв следовал за взрывом и башня наконец с грохотом разселась снизу до самого верха. Сквозь эту трешину повалил черный дым и огонь. Через несколько мгновений оба потолка рухнули вниз и башня засыпанная бревнами, землею и каменьями сделалась могилою, для тех кто надеялся найти в ней спасение. Казаки выташили 8 тел, а прочих и отрыть было невозможно. Большая часть женщин, бывших в башне, осталась жива. Все они были заперты в одной комнате верхнего яруса, и когда тяжелый потолок рухнул, толстые доски его, упавши наискось, уперлись одними концами в землю, а другими в стену, образовав накат, прикрывши их от земли и камней; но некоторые женщины были ранены а из мужчин не спасся никто; та каменная стенка, хотя совершенно отделилась от прочих, но удержалась в наклонном положении и не упала. Все жители погибли кроме тех кто был в отъезде. Из ближайщих деревень Борешки (Боркъи) и Беренчу (Бирамтъи), помощь не пришла, потому что часть моей конницы, заняли все дороги итрезали всякую помощь. Чернов в этой экспедиции простудился и через несколько дней умер, генерал Греков потерял руку. Самого Джантемира Куцурова в момент нападения не было в Чуручъ-Арешты не было с сыном а семья вся погибла в тот день. Но Греков считал дело незаконченным пока жив Джантемир и успокоился только тогда когда за дело взялись Семен Маркелович Атарщиков и Кагерман Алхасов. С этой целью они отправились в горы и через 2 недели голова Джантемира была доставлена в Грозную. (Были убиты дочь и младший сын Джантемира, другая дочь, две невестки и жена попали в плен из которого жена смогла убежать). Стр 334. …Наступило роковое для нас 16-е июля 1825г Герзель-Аул. После обеда 318 человек аксаевцев были введены в укрепление, и притом не было принято никаких мер осторожности: аксаевцы не были обезоружены, караул не только не усилен, но даже не вызван в ружьё; обычные команды с утра разосланы были в лес за дровами и фуражем, так что в укреплении оставалось солдать менее чем кумыков. Оба генерала, сойдя с крыльца, приблизились к толпе в сопровождении только одного переводчика Соколова и адъютанта Лисаневича поручика Трони. При кумыках находились Муса-Хасаев и пристав их капитан Филатов. Небольшой конвой стоял в отдалении. Надо заметить, что Лисаневич, проведший большую часть жизни на Кавказе, и прежде никогда не обезоруживал азиатцев, чтобы не дать им повод думать, что их опасаются. Но на этот раз прием этот оказался для нас роковым. Подойдя к кумыкам, Лисаневич резко стал упрекать их в измене и вероломстве. Он знал хорошо татарский язык, и потому объяснялся без переводчика, который мог бы смягчить его выражения. Затем он стал вызывать по списку виновных. Первые два вышли без спротивления; но третий, мулла Учар-Хаджи, в зеленом бешмете, с голыми до колен ногами, и с огромным кинжалом на поясе, отказался. Греков приказал вывести его и обезоружить. Дерзкий ответ Хаджи вывел из себя пылкого генерала, и он, не сдержавшись, ударил его по лицу. В один момент Учар выхватил кинжал и Греков, пораженный в живот, упал бездыханный. Тогда убийца в один прыжок очутился возле Лисаневича и, прежде чем кто-нибудь опомнился, нанести ему смертельную рану в грудь. Опьяненный кровью, он бросился потом на Мусу-Хасаева, который спасся тем, что присел на корточки. Учар на него споткнулся, а в это время пристав Филатов, человек уже не молодой, схватил его за руки. Между ними завязалась отчаянная борьба: злодей был сильнее и уже одолевал Филатова, когда подскочивший Муса-Хасаев ударил его шашкой по голове, а армянин, находившийся при переводчике, покончил с ним выстрелом из винтовки в упор. Прочие кумыки, объятые ужасом, бросились бежать. в это время у Лисаневича вырвалось роковое «коли»! Солдаты поспешно заперли ворота, и началось истребление всех, кто был в укреплении. Многие кумыки, видя беду, схватили из сошек солдатские ружья, другие защищались кинжалами, убили 4-х солдат, 19 ранили, однако же, и сами полегли на месте. В числе погибших были и люди безусловно преданные русским. Немногие кумыки успели выскочить из крепости через вал, но и тех, слыша тревогу, переколола команда, возвращавшихся из лесу. Ожесточенные солдаты хотели идти разорять Аксай, и подполковнику Сорочану, принявшему начальство после смерти Греоква, стоило большого труда удержать их ярость.