Войдя в конюшню, кивком головы поздоровалась с мужчинами, которые отвлеклись от тачек с конским дерьмом, чтобы поздороваться со своим начальником.

Пётр задал им рабочие вопросы, в которых я ничего не смыслила и, получив ответы, повёл меня в сторону поля, где паслись лошади. Вывел меня почти на середину зеленого пространства, где укрыться-то было негде и щедро сказал:

- Выбирай, кого чистить будешь.

- Никого. Они чистые, - ответила я торопливо и спряталась за спину Петра, когда он коротко свистнул, и все лошади, как под гипнозом, пошли к нему. – Зачем вы их позвали?

- Чтоб тебе лучше видно было, что нифига они не чистые.

- Мамочки! – сердце упало в сапоги, за которым мы с Петром предварительно заехали на ферму. Чем ближе был топот копыт и фырканье, тем меньше я помнила о личных границах каждого человека, просто вцепившись двумя кулаками в ткань футболки на спине Петра.

- Не смеши, - хохотнул мужчина. – Ты вчера корову за сиськи дёргала, а сегодня боишься по коню щёткой пройтись?

- Коровы не такие резкие и бодрые, как ваши кони. И, к тому же, корова, которую я доила, была привязана. А эти ваши кони носятся тут, как щенки. Их слишком много и они большие.

- Лексус, иди сюда, пиздюк! – громко подозвал Пётр к себе коня, а я еще сильнее вцепилась в его футболку и прижалась лбом между лопатками.

- Я сейчас описаюсь. Серьёзно, - пищала я тихо.

- Не ссы. Ошпаришь ещё, - тихо бросил мне Пётр и по движение мышц на его спине я поняла, что он поднял руки. – Здорово, малой! Как сам? Соскучился, жучара? Соскучился!

Пётр слегка пошатнулся, и я вместе с ним. Несмело подняв голову и посмотрев над широким плечом, я поняла, что Пётр обнимает коня за голову и похлопывает по его шее ладонью. Но самое ужасное и в то же время прекрасное для меня – это то, что я увидела своё отражение в глазу коня. В голубом глазу! Разве у коней они бывают голубыми? Да еще такими яркими, как небо?

Это что-то невероятное! Я как завороженная смотрела на этого коня, кажется, совершенно забыв о своём страхе. Черный, с белым пятном вдоль морды ото лба до носа. Длинная грива почти перекрывала ему глаз, и этот кадр, кажется, навсегда останется в моей памяти, как одно из самых ярких воспоминаний о месяце, проведенном в деревне.

- Погладь, - предложил Пётр, продолжая сам наглаживать своего коня.

- Нет. Боюсь, - ответила я честно, но поймала себя на мысли, что хочу прикоснуться к этому коню хотя бы пальцем, просто чтобы убрать челку от его глаза.

- Пошли, Лексус. Тебя ждут спа, сра и тому подобное.

Пётр спокойно развернулся и пошёл в сторону конюшен. Я ни на секунду не выпустила из рук его футболку, чувствуя и слыша, как за нами пошёл весь табун во главе с Лексусом.

- Ну, присосалась, - недовольно буркнул Пётр и с некоторым усилием отодрал меня от своей футболки, оставив стоять в углу у больших ворот конюшни. – Сейчас я почищу Лексусу копыта, заведу его на развязки, и потом ты будешь его чистить.

- Нет.

- Засыхи ответ.

Перед тем, как завести коня в конюшню, Пётр взял небольшую щетку, с одной стороны которой была небольшая черная щетина, а с другой – металлический крюк. Что-то наговаривая коню, подошёл к его ноге и погладил от колена вниз, на что конь отреагировал поднятием и сгибом конечности.

Он серьёзно сам подставляет копыта для чистки и даже не сопротивляется? Или всё дело в том, что в ласковый мат Петра запрятано какое-то гипнотическое заклинание?

Закончив со всеми четырьмя копытами, Пётр подвел коня ближе к центру коридора и, продолжая что-то ему наговаривать, надел на его голову ремешки, что-то вставив в его пасть, на что конь фыркнул, топнул, но более не сопротивлялся.