- Я пишу кистью и карандашами. В мире современного искусства я старовер. А для папы я бесполезное создание. Он хочет, чтобы я узнала настоящую взрослую жизнь, но при этом даже просто в магазин за продуктами меня одну не отпускает. Со мной идёт или мама, или кто-то из его охраны. А работать я должна непременно в его фирме, у него перед носом. Я даже в универе учусь в том, который выбрал для меня, папа, а не там, где я сама бы хотела.

- Мда, - вздохнул Пётр и отпил молока. – У твоего пердушонка, выходит, и то свободы больше – он, хотя бы, может срать где попало.

Улыбка невольно коснулась моих губ.

- Я понимаю, мой папа важная шишка и всё такое…

- Какая он, нахер, шишка? – фыркнул Пётр. – Так… клитор. Тоже вечно не знаешь, где он есть и что с ним делать. То одно дело начнёт, то другое. Одно бросает, другое начинает… По крайней мере, раньше так было. Сейчас он, конечно, нашёл свою нишу, но по молодости тоже самым умным не был.

- Вы с ним вместе работали?

- Нет. Просто в одной компании как-то за столом сидели. Он лет на пятнадцать меня старше, если не ошибаюсь. Тогда, помню, пытался затянуть нас в какую-то свою очередную схему. Но я тогда служить только начал, так что мне это было неинтересно. А потом частенько пересекались, но, опять же, в компаниях, - рассказывал Пётр, потягивая молоко. – А ты чего не взбрыкнёшь? При мне-то вон какая смелая и дерзкая, а при бате что? Бьёт?

- Нет. Он меня ни разу и пальцем не тронул. Только кричит. Очень часто. Я… - стыдливо опустила взгляд. Не самая приятная страница из моей биографии. – Я однажды убежала из дома, когда узнала, что папа уже приготовил мне место не в том универе, в который я хотела. Думала, уеду, поступлю, куда мечтала, и буду жить сама по себе. Многие же мои сверстники учатся, работают, живут в общагах… Я была уверена, что и у меня тоже получится. А потом, примерно через неделю, человек из папиной охраны нашёл меня и сказал, что папа с сердечным приступом в больнице. И мама тоже. Они ездили по нашим знакомым и родственникам, искали меня. Спорили, ругались. Папе стало плохо за рулём, и он вылетел на встречку. Мама попыталась вырулить, но в ту сторону, где она сидела, влетела другая машина. В общем, оба они тогда попали в больницу из-за меня.

- И после этого ты разрешила им посадить тебя на поводок, - понимающе кивал Пётр.

- Ну… да, - выдохнула я, грустно улыбнувшись. – Только с каждым месяцем поводок всё короче, а ремень на шее всё туже. Он мне с собой сюда даже одного карандаша не разрешил взять.

- Ясно, - вздохнул Пётр и поднял свой стакан с молоком. – Давай хоть бахнем за то, что с йогой у тебя всё получается. Или этой херней тоже заставляют заниматься?

- Это я сама. Успокаивает.

Наши стаканы стукнулись, и я отпила немного молока.

- Вкусно? – спросил Пётр.

- Да.

- Это ты сегодня надоила. Я попросил отлить нам в банку.

Чувство гордости приятно затопило грудную клетку. Хоть что-то полезное к сегодняшнему ужину сделала я.

Дальнейший ужин прошёл в относительной немногословности.

По Петру было заметно, что он вымотан сегодняшним днём и, похоже, загружен моим монологом. Много есть он не стал, закончив ужин синхронно со мной. Бок о бок мы прибрались на кухне, бросая друг другу короткие фразы, касаемо того, кто будет мыть скромное количество посуды (я), а кто уберет со стола и покормит собак (Пётр).

Пётр ушёл на улицу, проведать кроликов и куриц, и посмотреть у них количество воды и корма. А я, закончив с посудой, поднялась в свою комнату, где переоделась в шорты и майку, чтобы поспать.

Мой план с охмурением Петра и грязным харрасментом провалился почти сразу, а вот вещи, как для порно кастинга остались при мне. Спать в пеньюаре, едва прикрывающем грудь и задницу, я здесь точно не стану.