Отец Нинель был художником от слова хуй. Он пытался писать картины и дарил их своим друзьям, но дохода это занятие не приносило. Доход приносило писание лозунгов и рисование Ленина. Мать Нинель тоже писала, но не картины, а мудацкие статейтки, за которые ей тоже платили, но написать хотя бы стоящий рассказ было для неё непосильным делом. Нинель же решила стать музыкантом и окончила Институт Культуры, но пианистка из неё получилась пригодная только Дома Пионеров, где она и учила еврейских детей насиловать фортепиано, а заодно и слух окружающих. В двадцать один год Нинель вышла замуж по настоятельным рекомендациям мамы и папы. Нельзя сказать, что муж ей достался полное говно. Это было бы неправильно. Муж её был говнее говна и тоже криптоевреем. После медового месяца Нинель и решила податься в антисемиты. Муж её отзывался на имя Валера и был конченым мудаком, а потому после пяти безуспешных попыток поступить в какой-нибудь ВУЗ, отправился работать халдеем. Даже папа ему не помог, несмотря на высокое партийное положение. Валера был довольно рослым, но узкоплечим и толстожопым. Фигура его напоминала жабу. Однако же, самым мерзким качеством Валеры была его фамилия. Такая мерзкая еврейская фамилия Лощинин. Тоже мне, бля, одесские фантазии.

Единственным утешением Нинель была сильно заниженная способность её мужа к размножению. Ему было вполне достаточно пару раз в неделю и не более, чем по пять минут. Размеры достоинства не впечатляли, таким образом, Нинель достаточно легко могла переносить исполнение супружеского долга. Известно, что халдеи работают до позднего вечера, а это уже было огромным плюсом. Как тут не задуматься о выращивании халдейских рогов. Вот именно об этом Нинель думала и днём, и ночью. Думала она уже почти пять лет, но как-то всё случай не представлялся. Рожать детей от мудака ей совсем не хотелось, и Нинель активно предохранялась всеми доступными средствами. Она ненавидела своего мужа и всю его семью, а заодно и свою тоже, от чистого сердца, что и привело её к Рите. Не так чтобы именно это привело. Конечно, был ряд случайностей, но никогда ни одна случайность, не может привести человека туда, куда он не стремится, пусть даже и тайно. А Нинель туда стремилась.

Конечно, всегда можно просто развестись, но не всех же устраивают лёгкие пути. Валерик не служил в рядах советской армии по причине слабого здоровья, а не только по причине высокой должности своего отца, и Нинель надеялась, что уж как-нибудь, когда-нибудь он пережрёт и сдохнет от своих генетических болячек. Второй её тайной надеждой было то, что когда-нибудь, кто-нибудь из посетителей кабака, где работал её благоверный, проломит ему башку или сломает шею за то, что тот сливками торгует. Сливки – совсем не то, о чём можно было бы подумать по незнанию. Сливками в кабаках называют не молочных продукт, а смесь из недопитых алкогольных продуктов, слитых из рюмок в графин. Официально эта мерзость с чужими слюнями называлась коньяком, и стоила она тоже как коньяк. Рассказы Валерика, что он зарабатывает на сливках никак не меньше четвертака в день, вызывали у Нинель как чувство глубоко омерзения, так и слабую надежду, что воздадут её ненаглядному по заслугам. Вопрос был только лишь в том, когда же наконец-то она станет вдовой. Хотелось бы поскорее, но надежды её не хотели сбываться слишком быстро.

Кроме надежды была ещё пара моментов. Материальное благополучие и квартирный вопрос, который так сильно испортил москвичей. За свои двенадцать часов в неделю Нинель получала всего сто рублей в месяц, ну а жить с родителями ей хотелось ещё меньше, чем с горячо любимым мужем, чтоб он издох поскорее. Конечно, можно и подождать, однако в двадцать шесть лет уже пора бы и детей завести. Тут также дилемма возникает, либо разводиться и искать нормального мужа, либо просто родить от нормального, а тому, что есть, сказать, что это его ребёнок, а потом уже можно и развестись. Всё это было бы не так-то сложно, но что-то всё же мешало ей осуществить эти планы. Скорее всего, это было дурное воспитание. Пресловутый психологический барьер. Его надо было преодолеть, и тогда путь к успехам будет открыт. Однако всё у неё было ни в пизду, ни в Красную Армию. Мужики клеились к Нинель пачками, но все они у неё вызывали чувство отвращения, а вот те мужики, что ей нравились, не обращали на неё внимания. Парадокс, да и только.