– От этого зависит наше долголетие и вообще выживание! А от них не убудет, всё равно стравят силы на жратву и бесполезные занятия.

– А для чего эти силы нам? Для каких таких великих дел? Чем мы от них отличаемся, чтобы жить триста лет?

– Можно жить и дольше, если хорошо работать!

– Но зачем, папа?

Карп нахмурился и зло ответил:

– Твоя мамаша тоже всё искала смысла, оттого и погибла. Для чего живут цапли? Чтобы жрать лягушек. Для чего живут лягушки? Чтобы быть проглоченными. Смысл придумали люди, потому что им нравится страдать от нерешаемых вопросов. И наше племя этим заразили, поскольку мы способны говорить и думать.

Оля терпеливо выслушала тираду отца, а потом спросила:

– Папа, а как погибла мама? Ты никогда не рассказывал…

– Убирайся! Я не хочу об этом говорить!

Тогда она ушла к себе, выплакалась, и больше никогда не обращалась к отцу с вопросами, но стала настойчиво искать ответы там, наверху и здесь, в своём мире. А когда ты обеспокоен поиском чего бы то ни было, это обычно написано у тебя на лбу и отражено в каждом действии, так что на ловца и зверь бежит. В один из таких моментов особого сосредоточения на вопросе Оля запнулась о сумку на колёсах, которую волокла старуха по тротуару. В какой-то момент ей даже показалось, что бабка специально толкнула свою адскую тележку ей под ноги. И, скорее всего, так и было, потому что следом за словами сочувствия эта карга произнесла заклинание «Позолоти ручку».

– Не, ну можешь не верить и денег не давать, но я-то вижу, какая забота на тебе, какой вопрос мучит. И кроме меня никто не скажет тебе, потому что Речного боятся. А меня он не достанет. Я могу сказать.

Оля оторопела и, забыв об ушибе, положила в протянутую руку грехом добытую пятёрку. Жёсткие пальцы вцепились ей выше локтя так, что, казалось, порвут кожу. На миг она очнулась от морока и, зашипев от боли, выдернула руку, на которой остались багровые следы.

– Ты что дёргаешься? – Возмутилась старуха.

– Синяки будут!

Клешня немного разжалась, но всё же Олину руку не отпустила. Оля ощутила, как из правого глаза ведьмы словно бы выдвинулся невидимый щуп и проник в её левый глаз, отчего заломило голову. А затем внешний мир будто бы исчез, ушёл в туман, стёрлись даже ощущения от сдавленного предплечья. Осталась тёмная пустота, в которой один за другим стали мелькать образы-кадры Олиных фантазий: настоящая любовь, брак, материнство. Издалека, словно из-за толстой стены, слуха достиг голос старухи:

– От меня не скроешься. Я эти ваши мечты чую. И ты тоже купилась, дура. Враньё всё. Нельзя обрести бессмертную душу, родив от человека. Нельзя!

– П-п-почему? – Спросила Оля, растягивая слова и тупо отвесив челюсть.

– Потому что.

– А-а-а…но родить-то, значит можно, да? Ты сказала, нельзя об…обрести душу, родив от человека. Значит, родить можно?

– Родить можно хоть от бобра, только тебе это зачем? Ты знаешь, что такой ребёнок не будет принят ни на земле, ни под водой? Что ты не сможешь его выкормить? Что он проживёт не дольше пяти лет? И что душа его будет сумеречной, пограничной, а потому не допущенной к человеческим душам? Что после смерти он, твой несчастный выродок, будет болтаться между мирами? Ты этого хочешь?

– Нет. Но я больше не хочу жить с отцом и служить ему. Помоги мне, если можешь. А если нет, отвяжись! Или тебя он подослал? Он? – Оля закричала в отчаянии и вырвалась из рук ведьмы.

– Оля, Оля, успокойся! Ты не для семьи. Для семьи – первая дочь и первый сын, сама знаешь порядки. И то брак должен быть со своим, водным, а не с человеком. Оставь эту затею.

– Тогда верни-ка мне деньги, раз тебя папа подослал! Они как раз получены по его заданию! Быстро! – Оля набросилась на старуху и после недолгой борьбы отняла у неё купюру.