Но сегодня он как-то не так шёл и неловко ступал, размышляя о той, другой, совсем не ангелочке. Что такое случилось с Олей, что так перекосило её жизнь? Или ничего не случалось, а так было всегда, по душевной склонности? Тогда всё так плохо, что и слова этому не подобрать. И тот факт, что их видели вместе, сбивал его настройки восприятия окружающей красоты. Добравшись до дома, он не мог вспомнить, что сегодня попалось ему на пути. А это уже… это означало, что его накрыла тень. Жирная такая тень в розовых блёстках.

Ему плохо спалось. В половине четвертого он проснулся от жутко реалистичного сна, в котором стоял в сумеречном зале, где все предметы едва угадывались. В фокусе внимания оказалась бутылка с коньяком, которую у него захотела купить некая парочка. Он понимал, что янтарная жидкость в бутылке – не коньяк вовсе, а чудодейственный эликсир столетней выдержки. Или даже древнее того. Он взял бутылку, ощутил её вес и заметил, как играет в ней солнечный свет. Затем Фёдор увидел, что покупатели подают ему пятирублёвку советских времён. На синей бумажке рядом с цифрой пять был нагло пририсован ноль. Наяву он бы наверняка рассмеялся или возмутился, но в сновидении просто осознавал факты, не испытывая эмоций. Он знал, что менять драгоценное на фальшивое нельзя и понимал, что перед ним мошенники. Покупатели ретировались.

Сон был до того трезвящим, что Фёдор больше не уснул. Отодвинув штору, он посмотрел в белёсое небо. Вдалеке, над тропой, уходящей к реке, туман лежал серым холодцом, – таким же сальным, как тень, завладевшая им вчера. Нет, сегодня он не попадётся ни на какие уловки. Он это ясно знал.

Помолившись, Фёдор взялся за отложенные домашние дела, поскольку на работу идти было рано. За три часа он убрал наконец зимнюю одежду и обувь в кладовку, обильно нафаршировав их таблетками против моли. Встроенный шкаф в бабушкиной комнате и без того провонял нафталином, там не могла бы выжить никакая живность. Кот Верещагин, например, случайно заигравшись и забыв о смертоносной начинке карманов, был извлечён по его настойчивой просьбе из кладовой в полудохлом состоянии. Бедный котик даже не успел ничего пометить, как начал чихать, орать и царапать дверь. А орать он умел с прицелом на дополнительный паёк, – верещать, стало быть. Потому и назван был не вполне кошачьей кличкой – Верещагин.

Бабушки не было уже третий год, кот умер чуть раньше, а запах нафталина не выветрился.

– Да, современные средства уж не те,– по-стариковски ворчал Фёдор, пристраивая коробку с ботинками на полку. Кроме сезонной обуви, кладовка вмещала уйму чемоданчиков и коробочек, в которые он никогда не заглядывал. Ему подумалось, что, по-хорошему, надо бы всё это разобрать, но уже не в этот раз.

Закрывая дверь, он провёл ладонью по глубоким царапинам на дереве. С котом они были почти ровесники. Этого рыжего полосатика бабушке подкинули к двери чуть раньше. Он верещал так, что не заметить и не спасти его было нельзя. Потом подкинули Фёдора. Он был молчалив, но не принять его бабушка тоже не могла, – родная кровь, как-никак. Так было написано в письме непутёвой дочки, прилагаемом к подарку.

Конечно, Фёдор не мог не задумываться о своих родителях. Да, он читал записку матери, в которой говорилось, что иначе поступить она не может и мальчику будет лучше под опекой бабушки. Бабуля только грустно улыбнулась в ответ на попытки Фёдора выяснить, как всё это понимать.

– Значит, так и есть, Феденька. Могла бы иначе – так бы и сделала. Спасибо, что дала тебе жизнь. Ты вон какой растёшь хороший. Значит, и правда, мать хотела тебе добра.