Образ туманен и словно плывёт над полом, приближаясь к молодому графу всё ближе и ближе, пока не оказывается у самой его кровати. Приторный аромат горной лаванды и душистых цветов окутал Вильяма ещё плотнее. Ему кажется, что это галлюцинация. Фантом наклоняется над ним, и он вдруг отчётливо слышит слова, которые раздаются у него в голове:

– Найди меня, любимый, я жду тебя, – голос нежный и чувственный, с мягким тембром, проникающим во все уголки сознания, в каждую клеточку мозга.

Молодой граф ощутил нервную дрожь по всему телу и приятную истому внизу живота. Голова его закружилась, и он стал проваливаться в летаргический сон. А голос тем временем всё заполнял его какой-то внутренний слух странными фразами:

– Найди часовню, открой дверь, и мы будем с тобой навеки. Только открой эту дверь и освободи…

Новый раскат грома заглушил последние слова, прогремев над самой крышей и опять разбудив Вильяма. Затем последовал крик, пронзительный и звонкий, заполнивший все углы охотничьего дома.

С Вильяма словно слетела пелена. Он быстро вскочил и выбежал в коридор, в конце которого уже стоял взволнованный Джек, с зажжённой свечой в руке и сигарой в зубах.

– Похоже, это мисс Оливия, – сказал он, увидев Вильяма.

Молодой граф, забыв об этикете и не постучав в дверь, быстро вошёл в спальню девушки и услышал то ли лёгкий свист, то ли странное шипение, затихшее через пару секунд.

Оливия лежала на кровати и тяжело дышала. В комнате было очень темно, и молодой граф позволил себе зажечь настенный фонарь, наполнивший комнату мягким жёлтым светом.

Девушка была облачена в голубое платье из гардероба прежней хозяйки, за неимением сорочки для сна, на котором позволила себе распахнуть лишь ворот и ослабить тугую шнуровку. Старое же шерстяное одеяло валялось рядом. Освободив свои каштановые волосы от ленты, она разметала их по пожелтевшей от времени подушке. Её широко открытые глаза вперились во вбежавших к ней молодых людей. Одна рука девушки покоилась на часто подымаемой от вздохов груди, другая была опущена и свисала с зажатым между пальцев жемчужным ожерельем.

Вильям стремглав бросился к невесте и, встав на колени возле её кровати, спросил:

– Оливия, что с тобой, любимая моя? Почему ты кричала? – голос его был полон тревоги и любви.

– Где? Где она? – опасливо озираясь по сторонам, прошептала девушка.

– Да кто? Кто? О ком ты говоришь?

– Змея, мерзкая холодная змея, – поморщившись, ответила Оливия.

– Помилуй, дорогая, – успокоил её Вильям, сжав ей немного руку, – здесь нет никакой змеи. Это был сон, всего лишь страшный сон.

– Сон, – повторила девушка, тяжело вздыхая. Потом вдруг привстала и громко защебетала, – Нет-нет, это не сон. Я чувствовала её, слышала её, ощущала её. Она обвила мне шею и сдавила так, что я не могла дышать. Затем зашипела, сверкнув своими глазами, и укусила меня сюда, – и девушка схватилась рукой, в которой держала сорванное ожерелье, за шею.

Увидев его, она вдруг вскрикнула и отбросила украшение в угол комнаты. Там оно громко упало и легло застёжкой вперёд, в самом деле, напоминая ползущую по полу змею. Оливия приподнялась и прижалась вся, дрожа, к груди молодого человека.

– Успокойся милая, – сказал он, проводя рукой по её волосам, – ты со мной и тебя никто не обидит, никакая змея.

Тут подошла слегка растрёпанная Амелия и протянула будущей невестке стакан с водой:

– Вот, выпей, – сказала она, – тебе полегчает. Это дождевая.

Оливия убрала от шеи руку и взяла протянутый ей стакан. Только девушка не успела сделать и глотка, так как вдруг заметила, что её пальцы испачканы кровью. Она поставила измазанный бурыми пятнами стакан на прикроватную тумбочку и уставилась на свои ладони.