ВАМПИРЫ Алекс Борджиа
Посвящается барону О.
Пролог
Стояла невыносимая жара. Воздух был переполнен нестерпимой влагой и духотой. Удушающий аромат тропических растений обволакивал священный город плотной пеленой дурмана. Правда городом это туземное поселение, расположенное на острове огромного озера вряд ли можно было бы назвать, если посреди раскинутых в хаотичном порядке тростниковых хижин не возвышались две огромные пирамиды.
Сегодня у их подножия собрались все местные жители, которых набралось бы сотни четыре. Великий народ и потомки великих народов стояли в молчаливом напряжении, обратив свои взоры строго в направлении жертвенного алтаря. Здесь были и женщины, и мужчины и даже дети. Зависшая пауза тишины словно предвещала, что сейчас должно произойти нечто невероятное. Город оглашали лишь естественные звуки природы.
Неожиданно окружающую какофонию из трели тропических птиц, рёва обезьян и людского гомона, разорвал звук ритуальных барабанов, в которые громогласно ударили языческие музыканты.
На верхней площадке пирамиды, где расположился колонный храм, сразу же показался человек. Его крупное мускулистое тело обтягивала кожа гигантской анаконды, а на толстой длинной шее висело множество амулетов. В левой руке он держал сверкающий жезл, отлитый из чистого золота и увенчанный головой всё той же змеи. Её широко раскрытая зубастая пасть говорила о том, что она готова в любой момент обречь свою потенциальную жертву на страшную и мучительную смерть.
Небо озарял кровавый закат солнца.
Начинал совершаться обряд поклонения одному из тринадцати божеств. В вечерний час, когда день сражался с ночью, это божество теряло свою силу и требовало её восстановления через принесённых ему жертв.
Рядом со жрецом появились ещё несколько глав племени. В их руках зловеще сверкали лезвия ритуальных ножей.
Вот из свода пирамиды под конвоем людей с копьями вывели трёх жертв, происходящего ритуала. Внешне они довольно сильно отличались от жрецов и собравшейся у подножия пирамиды толпы. И цветом своей кожи, и одеждой и чертами лица эти пленники больше напоминали представителей европеоидной расы. Правда сейчас лица несчастных искажала гримаса боли, отчаяния и застывшего в широко раскрытых глазах ужаса.
Народ внизу пирамиды оживился при виде пленников и стал ликовать, предвкушая зрелищное жертвоприношение. Главный жрец поднял правую руку и первую жертву опустили перед ним на колени. Один из помощников занёс большой ритуальный нож над шеей жертвы и, в секунду, быстрым ловким ударом полностью отсёк несчастному голову, которая тут же скатилась по каменным ступеням к подножию пирамиды. Тело убитого несколько раз содрогнулось в крепких руках своего палача, а затем, отпущенное, безжизненно упало у ног жреца, ещё некоторое время, исторгая потоки бурой крови.
После свершившегося ритуального убийства под дикий гвалт ликующей толпы прислужники вывели на храмовый алтарь следующего пленника. Его тоже принудительно опустили на колени. Но палач на этот раз не успел даже замахнуться ножом, как оглушительным эхом по всему острову разлетелся единый оружейный залп. Облако едкой дымной пороховой пелены моментально окутало весь город.
Вслед за огнестрельной канонадой из джунглей стали выбегать солдаты. Они появились дружной ордой, словно нахлынувшая на берег волна прилива с белым пенным гребнем. Их железные латы и шлемы ярко и устрашающе сияли в лучах заходящего солнца.
От неожиданности и испуга туземцы бросились врассыпную. Да и сами жрецы, застигнутые врасплох, оставили своих пленников на алтаре и поспешили укрыться в храмовом комплексе пирамиды.
Боевой клич напавших солдат и истошные крики убиваемых ими жителей острова в одно мгновение слились воедино. Несмотря на внезапность атаки, мужская часть населения города быстро пришла в себя и, взявшись за оружие, которое состояло из копий, ножей и стрел, начала оказывать неожиданно напавшим захватчикам жёсткое сопротивление. Но безуспешно было давать отпор солдатам, вооружённым ружьями, мушкетами, рапирами и клинками.
Тем временем, пока шла резня, главный жрец вместе со своими прислужниками спустился по внутренней лестнице пирамиды в большой ритуальный холл со сводом и колоннами. Дневной свет поступал сюда лишь из единственного узкого входа, поэтому для полноценного освещения помещения в его стены были вставлены десятки факелов, а в двух больших каменных чашах полыхала горючая жидкость.
Неожиданно в ритуальном зале раздались шаги солдат и бряцание их железных лат и оружия. Из узкого входного коридора они хлынули внутрь пирамиды, словно потоки воды после сезона дождей в пересохшее русло.
Жрецы не успели опомниться, как оказались окружены. Главного хранителя пантеона тут же схватили и подвели к самому высокому и хорошо одетому из солдат. Явно командиру. На нём был сияющий шлем, украшенный перьями и стальная кольчуга, под которой виднелась чёрная туника. Шею обвивала толстая золотая цепь. Худощавое лицо этого человека пересекал словно шрам, сжатый сухой рот. Глаза его казались бездонными, как глубокий колодец, а крючковатый, тонкий нос придавал взгляду вид хищной птицы готовой растерзать свою добычу.
Человек в кольчуге окинул ястребиным взором пленника и алчно уставился на его украшения; золотой жезл, амулеты и прекрасное ожерелье. С выражением ненасытной жадности он тут же сорвал с его шеи жемчужное украшение и отобрал ритуальный жезл. Жрец что-то выкрикнул и попытался вырваться из рук захватчиков, но те не дали ему ни единого шанса, направив остриё своих копий в самое его сердце. Тогда зал наполнился хриплым и пронзительным голосом жестокого идолопоклонника.
– Сеньор, – обратился один из солдат к высокому господину, – он утверждает, что ожерелье принадлежит их богу, и если вы его заберёте, страшное проклятие падёт на вашу голову, превратив вас после смерти в ходячего мертвеца.
По всей видимости, этот воин давно жил в здешних краях и понимал язык местных жителей, являясь переводчиком.
– Ха-ха-ха, – рассмеялся в ответ господин. – Во-первых, я теперь граф, не забывай!
– Извините, ваша милость, – поспешил исправить непростительную ошибку переводчик.
– А во-вторых, прежде чем я огрею тебя рапирой по шлему за неуважение, я повешу это ожерелье себе на шею и буду носить его до самой смерти, которая придёт ко мне гораздо позже, чем к этому суеверному дикарю!
И тут же, в подтверждение своих слов, граф надел жемчужное украшение, ловко сомкнув на шее его застёжку в виде головы змеи с изумрудами вместо глаз.
Ожерелье было чудной работы, а крупный жемчуг редкого сорта прекрасно сочетался с золотой цепью военачальника.
– А теперь, – сказал граф, – я отомщу этому негодяю за наших лучших людей, захваченных в плен и казнённых на жертвенном алтаре, – и, махнув клинком, словно громовержец зигзагом молнии, он перерезал жрецу горло.
Солдаты сразу отпустили бездыханное тело индейского волхва, и его безжизненная туша рухнула на каменный пол, изливая из раны целый поток крови.
Всю ночь над островом разносились крики людей и звон оружия, а ночная мгла озарялась пожарами ветхих строений. В городе воцарились смерть и разруха. К рассвету он полностью пал. Земля в нём настолько пропиталась кровью, что окрасилась в красный цвет.
Все помощники жреца были убиты и вынесены из пирамиды, а в его ритуальном помещении располагались теперь только несколько военачальников. Огромный зал как нельзя лучше подходил для их штаба. Одним из командиров являлся представленный выше граф. Он с большим интересом, как и остальные его соратники, осматривал внутреннее убранство пирамиды.
Помимо колонн из красного камня, стены святилища украшали золотые маски, изображавшие разных языческих богов. И даже несмотря на небольшой полумрак, они ярко светились от всполохов пламени.
Вдруг в стене едва слышно приоткрылась потайная дверь, и из скрытого за ней помещения появился один из прислужников жреца, незаметно ускользнувший туда от солдат во время всеобщей неразберихи и хаоса.
Его метнувшаяся тень заставила пламя факела предательски встрепенуться. Граф немного насторожиться. Он внимательно осмотрелся, но никого не заметил. Однако, в ту минуту, когда граф решил продолжить осмотр пирамиды, прислужник жреца выбежал с диким криком из её самого тёмного угла с ритуальным ножом в руке.
Граф резко обернулся на крик, но было уже слишком поздно, чтобы предотвратить роковой удар. Там где у него оканчивался ворот кольчуги, через секунду уже торчала витая рукоять ножа. Граф захрипел, схватился двумя руками за нож, и, не понимая, что совершает ошибку, одним резким движением вытащил его лезвие из своей плоти. Кровь тут же полилась на латы, стремительно унося силы и жизнь из тела. Пошатнувшись, он сделал несколько шагов и рухнул как скошенный сноп.
Узрев происходящее, к нему на помощь тотчас бросились стражники. Пытаясь оказаться за распахнутой в стене дверью быстрее их, жрец сорвался с места со скоростью дикой кошки. Но вовремя подоспевшие к потайному ходу солдаты нещадно закололи его своими рапирами.
Один из военачальников приблизился к лежащему на полу в луже собственной крови графу, опустился перед ним на колени и приподнял ему голову. Граф издал предсмертный хрип и, широко раскрыв на последнем выдохе глаза, умер.