Егор. Вчера?

Егор. А сколько я тут сижу, надо бы посчитать. Тяжело, только стену и помню, и шкаф, и книги, и ничего. Что я вчера делал? А позавчера? Позавчера? То есть два дня? Может, три? Да нет, слишком холодно, я бы три дня не продержался, в окно бы выпрыгнул. Так сколько уже? Вчера, вчера… Я искал что-нибудь тёплое вчера! Или позавчера? Когда я надел свитер (распахивая одеяло и осматриваясь)? Может, пришёл в нём?

Егор. Сейчас июнь.

Егор. Прийти не мог. Я что, каждый день свитер ищу? Каждый день. Сосредоточься. Ты пришёл, забрал… Что я должен был найти? Чёрт с ним. Зашёл, взял, хотел выйти – дверь заело. Остался. Жду. Холодно. Не могу вспомнить, ничего, совсем ничего. Пачка сигарет на столе – дымом не пахнет. Зажигалки же нет. А привкус откуда? Помню! Вчера на книжки смотрел – пересчитывал. Сколько часов? А книг в шкафу сколько? Один, два, три…

Егор. Спать хочется.

Егор. …четыре, пять…

Егор просыпается на стуле перед книжным шкафом.

Егор. Что? Надо бы лечь, что ли. Суставы ломит, продуло. Как же холодно.

Егор. Дойти до кровати.

Егор. Надо бы свитер поискать, может, под кроватью завалялся.

Егор. Смотрел уже.

Егор. Почитать взять надо, а то вставать будет лень. Чёрт с ним (ложится на бок). Зачем я приехал сюда? Выезжать в следующем месяце, вещей немного: за день увезу. Что мне надо-то было. Потом вспомню, как зайдёт кто-нибудь.

Егор. Кто?

Егор. Обязательно. Продолжу пока с собой говорить. Привет, Егор, тебе холодно?

Егор. Конечно, Егор, а тебе?

Егор. И мне холодно, что делать будем?

Егор. Не знаю, Егор.

Егор. Ну что же, Егор, это прискорбно, пожалуй, нам надо что-нибудь учудить эдакое, а то замёрзнем тут, а Егор?

Егор. Да, Егор, что только?

Егор. Это бессмысленно, никто не приедет, телефон не работает, я тут один, соседи не слышат, даже если буду сигналы подавать, никакого смысла.

Егор. Поспи.

Егор открывает глаза.

Егор. Ну почему всё так? Я говорю с самим собой, никого нет. Холодно. Сколько я так уже? Пять дней? Есть не хочется, а что я ем? Что я вчера делал? Надо бы встать. Нет смысла, только холод под одеяло впущу.

Егор. Как тот фильм назывался?

Егор. Не помню. Какой к чёрту фильм?! Я тут замурован и помру от холода, какие фильмы?! Почему всё так? Один. Холодно. Выход закрыт. Ничего не помню. Сколько можно? В окно можно, невысоко вроде, а может, и высоко, зависит от того, как смотреть. Кто-нибудь заедет – точно! Жди. Опять поболтать? А я переставал?

Егор. Нет.

Егор. Ну и чёрт с ним тогда. Помню, где-то читал, что мы не всегда могли понять, что голос в нашей голове – это наш голос. Верили, что боги или демоны нашёптывают нам, а потом всё изменилось. Мы стали умнее и научились идентифицировать себя в реальности, и бог ушёл. Один. Холодно. Эй, бог?

Бог. Да?

Егор. Как у тебя дела, тебе холодно?

Бог. Конечно, Егор, а тебе?

Егор. И мне холодно, что делать будем?

Бог. Не знаю, Егор.

Егор. Ответь на вопрос.

Бог. Подсознание строит бесконечную комнату, которую обзывает разумом.

Егор. Хорошо, а вот на этот.

Егор. Он вышел.

Егор. Не очень и хотелось. Забавно. Так можно с кем угодно разговаривать. Люк Бессон?

Люк. Да, Егор?

Егор. Зачем ты «Люси» снял?

Люк. Не знаю, Егор.

Егор. Ну и забудь. Почему я вообще тебя вспомнил? Ты давно что-то стоящее снимал вообще? «Минипуты» тебя сломали, хотя тот фильм с Траволтой был неплох. Как он там назывался? «Из…» (вскакивает). Точно! Телефон! Зарядить об свитер, там сцена такая была! Ой, ноги, не надо было…

Егор. Найти телефон. Забудь, просто найти телефон.

Таксист и Михаил.

Михаил. Алё, да, чего? Чётче говори, что случилось? Ой, боже, сейчас буду. Извините, мы можем заехать на Рыбацкую?