Винсент аккуратно поднял ребёнка с земли, Вальгард же поспешно упаковал всё обратно в заплечный мешок. Домой они шли молча, не обменявшись даже словом. Мальчик то и дело невольно косился на Калисту, безвольно покоящуюся на руках колдуна. Ребёнок постепенно приобретал всё более живой вид: жуткие прожилки исчезли, на щеках проступил здоровый румянец, но лицо оставалось по-прежнему бесстрастным, а взгляд светло-карих глаз безучастно скользил по верхушкам деревьев и лицу Винсента.

Мужчина решился нарушить молчание, только когда отдал ребёнка в руки плачущим родителям.

– Ты как, сам-то жив? А то лицо у тебя под стать плащу, – едва усмехнулся он.

– Почему они расстроились, когда ты отдал им ребёнка? – нахохлившись, спросил Вальгард, закутавшись в свой зелёный плащ.

– Они плакали от счастья, – объяснил его отец, чуть тише добавив: – правда, продлится это недолго.

– Почему? – мгновенно оживился Вальгард, попытавшись обогнать отца и взглянуть ему в лицо. Сейчас вместо привычной безмятежности он вдруг заметил новые эмоции: усталость и сожаление.

– Люди не знают, о чём просят. Их дочь умерла навсегда, как только её сердце остановилось. Я вернул им её тело, заставил сердце, точнее его подобие, биться, как у живого ребёнка, но…

Винсент запнулся, с сомнением покосившись на сына. Стоит ли ему это объяснять? Нельзя было показывать тот ритуал и, если Хелена прознает… Нет, об этом лучше даже не думать.

– Но что? – нетерпеливо переспросил Вальгард, с суеверным страхом и восхищением одновременно глядя на отца.

– Когда умирает человек, вместе с ним уходит и его душа. Его личность. Его привычки, недостатки, манера двигаться и мыслить, все эти мелкие детали навсегда утрачиваются вместе с последним ударом сердца. В нашей власти вернуть к жизни лишь оболочку, которая когда-то вмещала в себя всё это.

– То есть у Калисты нет души? – по-своему истолковал его слова Вальгард и немного отстал, не поспевая за быстрым шагом отца.

– Она уже не будет той девочкой, какой должна была явиться в этот мир, – проговорил Винсент, тщательно подбирая слова. – По сути, в неё вдохнул жизнь Принц Тьмы и теперь она Его дочь. Родители очень скоро это поймут и тогда… Тогда я не уверен, что её жизнь не оборвётся на костре.

– Зачем тогда это нужно было делать?! – возмутился мальчик. – Зачем ты дал ей жизнь, если знаешь, что она обречена?

– Откуда же мне знать, что её ждёт? – резко отозвался отец, уязвлённый реакцией сына. – Даже если я попытаюсь им объяснить, они решат, что я не хочу помогать или набиваю цену. Опять же, на что-то и нам надо жить и есть. Мы ведь живые.

Вальгард замолчал, вновь вернувшись на опушку леса в своих воспоминаниях. Остекленевшие глаза животных вдруг особенно ярко встали у него перед мысленным взором. Он встряхнул головой, словно надеялся таким образом избавиться от этой картины. Когда же он вернулся к реальности, они с отцом уже пришли в церковь.

– Почему мы здесь? – тихо прошептал мальчик, озираясь по сторонам.

– Наше ремесло не самое богоугодное, – вздохнул Винсент, остановившись у одной из икон. – Всё, что нам остаётся, это молить о прощении. Ведь мы берём на себя роль Создателя, возвращая к жизни тех, кого он не пожелал оставлять в этом мире.

Вальгард взглянул на маленькие огоньки свечей и в голове вновь вспыхнули образы: опушка леса, тела животных, взметнувшиеся к небу языки пламени. Он отвёл глаза, тут же уткнувшись взглядом в иконы. Падающие тени обозначили на лицах многочисленных Святых осуждение. Едва дождавшись, когда отец дочитает молитву и поставит свечку, Вальгард опрометью ринулся к выходу. Между лопатками неприятно жгло, словно глаза с икон пристально наблюдали за каждым его шагом.