* * *

Унылый звон ложек эхом отдавался в голове. Вальгард без аппетита взглянул на содержимое своей тарелки. Воспитатели утверждали, что это каша, но по мнению мальчика оно перестало быть ей уже пару дней как минимум. Как же хочется есть! Превозмогая себя, Вальгард зачерпнул ложкой кашу. Клейкая серая масса начала растекаться, ошмётками падая обратно в тарелку. Может, если проглотить её не прожёвывая, то удастся не почувствовать вкус, но при этом наесться? Мозг не вовремя подсунул воспоминание о прилавке с ароматными булочками. Рот мгновенно наполнился слюной, а живот тоскливо и жалобно взвыл. Выдохнув, Вальгард быстро проглотил кашу. Безвкусная масса скользнула по горлу, комом бухнувшись вниз. Мальчика непроизвольно передёрнуло.

– Смотрите-ка, аристократ у нас выискался, – с издёвкой проговорил сидящий напротив него.

– Ничего, через неделю будешь есть как миленький, ещё и добавки попросишь, – заявила девчонка, усевшаяся справа от Вальгарда. Мальчик покосился на неё с сомнением: пыталась ли она его приободрить, или просто решила поиздеваться?

Вальгард провёл в приюте два дня. За это время он поел лишь один раз, не смог уснуть даже на час, зато его успели уже трижды выпороть за неуважение к старшим, плохой аппетит и обучение «богохульным» словам других воспитанников. На самом деле, они и сами уже знали не мало, но воспитатели его возражений слушать не стали.

С очередной плюхнувшейся на дно желудка порцией каши Вальгард явственно осознал, что у него созрел план побега. Точнее, сам план ещё не созрел, но вот решимость переполняла его, как эта серая масса ложку.

Плюх! Очередной ошмёток шмякнулся вниз. Опустив ложку, Вальгард отодвинул от себя тарелку и поднялся со скамьи.

– Арнгейр! – прикрикнула на него воспитательница. Здесь его почему-то называли исключительно по фамилии, словно имени у него и вовсе не было.

– Я не буду это есть! – запротестовал Вальгард, попытавшись обойти воспитательницу, но та бесцеремонно ухватила его за запястье.

– Будешь себя так вести, никто тебя никогда не заберёт!

– У меня уже есть родители и мне других не надо!

– Родители?! Ведьму завтра казнят, да и колдуна вслед за ней. Радуйся, что Граф тебя пожалел и не отправил на виселицу!

– Да лучше с ними, чем тут оставаться!

Глаза воспитательницы сузились, сделав и без того морщинистое лицо похожим на сморщенное яблоко. Старуха Гвенда была объектом всеобщей ненависти и это, кажется, ей даже нравилось. Хватка на запястье мальчика усилилась, но он мужественно сделал вид, что не замечает этого.

– Заприте его и не выпускайте неделю, – приказала она другим стоящим поодаль воспитательницам. – Посмотрим, как ты заговоришь спустя неделю голодовки.

Из столовой его выпроводили в гробовом молчании. Остальные воспитанники боялись в её присутствии даже вздохнуть – Гвенде ничего не стоило назначить кому-нибудь наказание безо всяких причин.

Вальгарда заперли в маленькой комнатушке, большая часть которой была загромождена какими-то старыми досками и наставленными друг на друга вёдрами. За всем этим барахлом даже не сразу удалось найти койку, а когда мальчик попытался на неё сесть, она разразилась таким мерзким и пронзительным скрипом, что он поспешно подскочил обратно на ноги. В воздухе витал застоявшийся запах сырости и пыли, а единственным источником света служило небольшое окошко почти под самым потолком. Теоретически Вальгард мог бы через него вылезти, но пока не видел в этом смысла. Бежать ему больше некуда.

«Ведьму завтра казнят, да и колдуна вслед за ней», – всколыхнулось тревожное воспоминание в голове мальчика. Нет, старуха врёт! Перед глазами тут же вспыхнула недавняя сцена, когда родителей выводили из дома. Затем вспомнилась толпа одноликих стражников и чёрные глаза проклятого Графа.