– Это от Федота моего, так что, вот так, Макарий. Жизнь есть жизнь, но в неё добавкой нацелена смерть. Прости господи меня за такое сравнение, но это так. Никуда от неё не деться, не скрыться, не убежать.

Ножницы умело защёлками по усталой голове парня, забегала с любовью густая расчёска, и старый умывальник возрадовался чистой струёй новому умывальцу.

– Вот и всё родной мой! И когда же это я вновь тебя увижу? А долечится надо, даже необходимо, и очень! У тебя ведь контузия тяжёлая, вдобавок к ранениям. И она, почти, что неизлечимая. Разве, что клин клином? Но это случается очень и очень редко, что везение.

– Спасибо вам, Агафья Никаноровна, очень. За мною так ухаживала только мать и никто больше. Теперь, вот вы так…, – с комом в груди, сказал тихо Макарий.

– Что ты, сынок, что ты…. Мы ведь люди и обязаны любить всех ближних наших. И ты мне стал ближе и дороже, чем вся эта моя будущая жизнь. Ты вот какой красавец: всем невестам на зависть! И тебя подарить – нельзя, и забрать тебя – никому нельзя! Ты ведь и есть этот смысл жизни людской и выразительно прекрасной, до непостижимости. Но, вот, пока что, забирают, – вздохнув, ответила Агафья Никаноровна.

Дверь громко стукнула, и в дом вошёл нетерпеливый милиционер:

– Ну, что? Порядок в порядке? Тогда, в путь!

– Ты Георгий, смотри, без всяких там милицейских штучек. Чтобы всё по закону было и без выдумок разных с вашей стороны. Надеюсь на тебя, Георгий!

– Не переживай так, Агафья! Всё будет как надо, по закону. Иначе мы не умеем! Ну, вперёд, парень!

Макарий подошёл к этой старенькой женщине, обнял её за маленькие плечи, и с теплотой в голосе произнёс:

– Спасибо вам за одежду, за лечение, за добрые слова! Я к вам обязательно вернусь! Даю вам слово! – и, поцеловав Агафью Никаноровну в щеку, вышел следом за участковым.

Берли, от радости прыгнул мощными лапами на грудь и заглянул Макарию в глаза!

– Да живой я, Берли, живой! И ты – молодчина, вот какой уже прыгучий! Но за мною не бежать, а оставаться здесь! Ты меня понял, Берли? Жди! Я скоро обязательно вернусь!

Милиционер, тяжело улыбнулся и промолчал, как будто что-то зная, что не положено знать иным.

Старый «уазик» заводится, не хотел, словно вопреки желанию милиционера.

– Вот, видишь, и даже твоя машина не хочет увозить парня отсюда, Георгий! А ты, вот, увозишь! – горько сказала вышедшая следом Агафья Никаноровна и, вытерев глаза, обратилась к Макарию:

– Ты берегись сынок всяких трудов физических. Они вредны тебе пока! Я тебя, сынок, ожидать буду, всегда, всегда. Не дай бог ты мне Георгий его назад не привезёшь: прокляну! Не посмотрю что ты в погонах. Я, как ты знаешь, сама воевала и имела тоже погоны. Так что, вернуть моего больного и сегодня! Иначе, его с тобою не отпущу!

– Никаноровна! Я же не следователь и не знаю всего происходящего. Постараюсь, по возможности, выполнить твою просьбу. Но, это, если нет его вины, – и повернулся к Макарию.

– Парень не похож на виновного. Но, разве теперь поймёшь по лицу: виноват он, или нет? Сейчас и психолог не разберётся в этом! Такие, вот, настали времена!

«Уазик», нехотя вздохнул, запыхтел и, затарахтев неровно мотором, двинулся в путь.

– Откуда ты такой, парень? Из мечты, что ли? Этим сейчас долго не проживёшь. Ближе надо к земной истине быть. Витать в облаках, это утопия и пережиток, так сейчас многие думают. А ты вот, так не думаешь, как я погляжу.

– Обсерваторию знаете? Вот, я оттуда такой, какой есть. Там над головою и жизнью иное представление о быте нашем человеческом. И мой пёс тоже оттуда, где верховодят нашими мыслями звёзды и иные миры, – ответил ему Макарий.