– Говоришь ты парень неплохо, а даже хорошо, но это не даёт тебе право носить в себе огнестрел. Вот, так, молодой человек. Твою обсерваторию, я-то знаю! Бывал там пару раз по службе, но, давно.

Машина тряслась неспешной ездой, как будто соперничая с дорогой: кто кого осилит.

– А Никаноровна, Агафья, то это наша достопримечательность! И единственный лекарь на всю округу. Все к ней стремятся со своими недугами. Живёт на отшибе, а люди к ней идут за советом, да лечением, издалека. Безотказная женщина. Такой у неё был и муж, фронтовик, как и Агафья. Вот они и жили здесь вдвоём, без электричества и соседей. Как сказал, когда-то, Федот, муж Агафьи: «Нам вместо электричества светит лес своей жизнью». Он был лесник, а она его помощник. Теперь, вот осталась одна, уже лет семь, главная… над собой.

– А дети у неё есть, или на всём белом свете, никого? – спросил задумчиво Макарий участкового.

– Да будто небыло никого, не замечал. Войну-то, с первых дней прошли и до конца. Она была военврачом, а Федот, в полковой разведке. Видимо, ранений много, так что от этого, может, и нет у них детей.

– О! Как там тебя, Макарий? В окно то, выглянь!

За старым «уазиком» бежал Берли. Устало и тяжело, но он бежал, следом за Макарием, от самого дома Агафьи.

– Вот, какой верный! А он ведь тоже был ранен ножом, так ведь, Макарий? Кто это вас так недолюбил, что нанёс тяжёлые ранения?

Но Макарий не ответил. Он вдруг жёстко замолчал: отвечать не хотелось никак, кому-то бы ни было.

«Сколько ещё испытаний мне приготовила судьба и так жёсткая, до неизвестности? Почему и Берли страдает в мучениях?» – горько подумал Макарий.

Машина нервно прыгнула от неровной дороги, нехотя дотянула надоевшую езду до следующей кочки и остановилась.

– Вот, ещё одна каприза на мою голову. Сколько раз она тормозилась, даже не помню. Ну, что ж, с твоим псом мы сейчас разберёмся, – и вытащив с кобуры пистолет, выбрался из «уазика».

Макарий выскочил за ним и, будто вспомнив, что он пограничник, выбил пистолет из рук участкового.

– Ты что же делаешь? Да как ты смеешь… на меня, участкового?

– Не надо! Уж, лучше в меня, а его… то, зачем? Верность, да стрелять? Не позволю! Он то, причём?

– Ну, парень, ты видимо, недопонял. Я его только хотел отпугнуть, а ты подумал другое.

– Если вы, как говорите, пугнёте, то тогда вы ему враг и навсегда. Он этого вам никогда не простит. А жизнь может, когда-нибудь, и свести вас вместе.

Участковый Георгий нехотя спрятал в кобуру пистолет и спросил:

– Где ты воевал, или служил, что в ранах таких весь?

– На границе, в Таджикистане, в тринадцатом погранотряде. Там всё эти «подарки» и получил, как награду, от «моджахедов».

– А я, парень, в Афгане видел такое, что и забыть по сей день немогу. Так, что мы с тобою, почти, однополчане. Давай, иди, попрощайся со своим другом, и отправь его куда надо. Да запомни крепко, что в тебя окрылись старые раны, из военных былых времён.

Берли стоял в ожиданье, вдали от машины, посреди дороги. Видимо чувствовал напряжённость происходящего и знал, что ближе подходить нельзя. Макарий, шатаясь, подошёл к нему и обнял его верную понимающую жизнь.

– Берли, Берли! Зачем ты за мною побежал, а? Я что тебя просил? Оставаться и меня ожидать, вот что я тебе говорил! А ты непослушный, вот увязался за мной… Нам ещё необходимо к Смотрине Алексеевне добраться, как можно скорее. Что там происходит, нам бы знать? Так что, Берли, возвращайся к Агафье Никаноровне и жди меня там. Я, надеюсь, что скоро вернусь.

День смотрел на этих двоих, совсем разных существ, жизнью силы и светил им природой покоя и верности.