На сцене Михаил Барышников и Валентин Елизарьев встретились лишь однажды, в апреле 1988 года. После долгой «холодной войны» между Советским Союзом и Соединенными Штатами случилось потепление, и в Бостоне проходил большой музыкальный американо-советский фестиваль искусства Making Music Together («Создавая музыку вместе»). На одном из концертов Михаил Барышников танцевал Аполлона из одноименного балета Джорджа Баланчина, а Нина Ананиашвили и Андрис Лиепа представили номер «Настроения» в постановке Валентина Елизарьева. Двумя годами ранее этот номер принес им Гран-при Международного конкурса балета в американском Джексоне – впервые в истории главная премия была вручена не одному танцовщику, а паре, – и мгновенно превратил артистов в мировых звезд.

Ну а личная встреча однокашников состоялась гораздо позже – в январе 2019-го, после спектакля «Бродский/Барышников» в Вильнюсе.

– Я думаю, что даже если бы Миша остался в Мариинском театре, он все равно был бы звездой первой величины во всем мире, – уверен Елизарьев.

– О чем вы говорили, когда встретились? Ведь все время, пока он живет в США, вы не общались?

– Нет, я был несколько раз в Штатах, но не пытался с ним связаться, у меня было все расписано, каждая минута. Но в Вильнюсе мы как-то очень сердечно встретились.

– О чем говорили?

– Вспоминали общих знакомых, друзей, сокурсников.

– Это было хорошо или немного грустно?

– Это было хорошо, теплота во всем была. Я с теплым сердцем ушел после этой встречи. Я его пригласил приехать в Беларусь с этим же спектаклем – тут сомнений нет, что в любой день будет переполненный зал. Но он отказался.

Елизарьев замолкает, закуривает сигарету, задумывается… Если и была какая-то грусть во встрече двух людей, не видевшихся всю жизнь, он мне о ней не скажет. Потому что не говорит о глубоко личном. Почти никогда.

Ум, о котором он так часто упоминает, рассказывая про Мишу Барышникова (для него он всегда Миша, добившийся всего в этой жизни талантом и упорным трудом, а для Барышникова он навсегда останется Валей, юношей с серьезными не возрасту глазами), – это то, что он и сегодня ценит в своих артистах больше всего. Природные данные, порода (впрочем, порода скорее для Принцев, Шуты могут обойтись и без нее), упорный труд и над всем этим – ум и образованность.

– А насколько артисту балета нужны мозги?

– Без них никуда. Потому что все то, что говорит репетитор, артист должен перерабатывать, не слепо делать. Образ должен пройти через его тело, мысли, эмоции и стать его собственным продуктом, должен быть адаптирован к его индивидуальности, а не быть слепком с кого-то – «сделай так, повернись, руку протяни, руку опусти», понимаете?

Понимаю.

На последнем курсе в училище во время самого обычного занятия в классе – сколько таких уже было! – случилось нечто, круто изменившее жизнь Вали Елизарьева и поставившее крест на еще и не начавшейся карьере танцовщика.

– Во время занятий по поддержке, вот есть такое движение релеве… – Его руки начинают танцевать, ладонь приподнимается на кончики пальцев, опускается на стол, снова вверх – Щелк! – и сажаешь партнершу на плечо, сначала на правое, потом снова релеве, сажаешь на левое. Мне попалась девочка… крупная, не в форме была. Я был крепкий и надеялся на свои силы, но моя рука попала ей под спину. Она начала падать и всем своим телом просто вывернула мне плечевую сумку, оттуда все выскочило. Я нагибался, чтобы она не упала головой вниз, нагибался, а рука уходила все больше и больше за ее спину. Я хотел ей жизнь сохранить, потому что удариться головой с такой высоты… Вот… – Закуривает, как будто та боль – физическая, острая, до потемнения в глазах и потери сознания – вернулась к нему сейчас. – Сохранил ей жизнь, но остался без плечевого сустава. Меня сразу отвезли в Военно-медицинскую академию, врач был кореец, сделал операцию, я до сих пор помню, что она называется «Вайнштейна II», и спас мне руку. Постепенно я ее разработал, и к государственным экзаменам уже владел ею. С трудом, но владел. Вот такая случайность, которая фактически перевернула мою жизнь.