«Научить быть хореографом невозможно»

С Генрихом Майоровым мы встретились в Москве – я пришла к нему в гости в многоэтажку на бульваре Райниса. В гостиной стоит балетный станок, рядом прислонился к стене скрученный в трубку балетный пол. «Внучка занимается», – говорит Майоров, заметив мой взгляд. Балетная династия продолжается: Майоров – хореограф, жена и дочь – балерины, дочь танцевала в Большом театре. В этом доме балет повсюду. Генрих Александрович – шутник и балагур – заявляет сходу:

– В Ленинградской консерватории три самых знаменитых выпускника-балетмейстера: Валя Елизарьев и Боря Эйфман.

– А третий?

– А третий – я.

И заливисто смеется, хотя шутливый в его заявлении только тон, а все остальное – правда.

Генрих Майоров старше Валентина Елизарьева на 11 лет. Окончив Киевское хореографическое училище, он танцевал во Львове и Киеве, преподавал в родном училище, ставил танцы для своих учеников.

– Десять лет уже проработал. И вдруг узнаю, что мой любимый Игорь Бельский набирает курс. Я – вжух, обернулся, поехал, поступил. Мы жили и учились под «прикрытием» трех великих людей, как: Федор Васильевич Лопухов – гений, Петр Андреевич Гусев и Игорь Дмитриевич Бельский. Еще преподавал Леонид Вениаминович Якобсон. Вот такая была плеяда – невозможно уши оторвать. Они опытные, говорили конкретно и о главном. И поскольку это консерватория, очень сильные были музыкальные дисциплины. Мы с Валиком упивались. Анализ музыкальных форм – великолепная дисциплина. Анализ партитуры – великолепная. Это когда вы в музыку входите не просто тра-ля-ля, а нутро ее чувствуете, композиторскую мысль понимаете. Нас поселили в общежитии в одной комнатке – Валик, напротив моя кровать, и еще был студент из Эстонии, о котором больше ничего не знаю. Как всегда в высших учебных заведениях – кто учится с сердцем, а кто так, мотает курс. Валик моложе меня намного, мне даже неудобно было, но я ведь педагог уже, наблюдательный. Меня в нем знаете, что поразило? Невыпячивание себя. И большая сосредоточенность на материале, который нам давали. Он прямо как губка впитывал. Я смотрю: какой парень хороший! Учиться у Бельского было очень интересно, он сказал нам одну вещь: «Ребята, старайтесь свои лучшие мысли поставить до 45 лет».

– Я как раз хотела задать вопрос – что происходит с возрастом? Почему лучшие спектакли ставятся в молодости?

– Потому что потом лень.

И снова заливисто хохочет. Я же говорю: шутник и балагур.

А вот на Валентина Елизарьева неизгладимое впечатление произвели совсем другие слова Игоря Бельского (про «до сорока пяти лет» он даже и не помнит):

– Когда мы пришли на первый урок, он сказал: «Ну, в общем, вы поступили ко мне, до профессии дойдут те из вас, у кого есть призвание и талант. Поэтому я заранее говорю, что научить быть хореографом невозможно. Это должно быть глубоко внутри, нужно иметь талант от Бога, чтобы заниматься не исполнением, а сочинением». – Тут Валентин Николаевич неожиданно переходит на заговорщицкий шепот, как будто выдает страшную тайну:

– Мы-то все надеялись, что он нас научит! – Смеется. – А он говорит: «Я могу подсказать, рассказать о закономерностях, передать личный опыт, но именно научить ставить – это только высшие силы, нужно иметь этот особый дар – сочинять танец и иметь драматургическое мышление». Мы все немного скисли, мы же думали, что нас научат, и мы станем балетмейстерами.

Много лет спустя, когда Елизарьев сам стал профессором Белорусской академии музыки, он начинал знакомство с учениками именно этими словами: научить быть хореографом невозможно. Теперь этими же словами начинает работу с каждым новым курсом самый, пожалуй, знаменитый, ученик Елизарьева – основатель театра «Киев Модерн-балет» Раду Поклитару. Да и звездный хореограф, создатель собственного Театра балета Борис Эйфман говорит то же самое: «Сочинение хореографии – не профессия. Подобному невозможно научить. Профессия – это, например, врач-дантист. Ты точно знаешь, как вырвать больной зуб, какой должна быть последовательность действий. А как сочинять движения, чтобы в итоге создать подлинное произведение искусства?.. Никто не знает».