– Товарищ майор, у нас заседание по Смутному времени. Семен Семеныч из двойников, который Грозного играет, заболел, вот в милиции знакомые нашли, типаж соответствует. Заседание-то не перенести.

– Оль, да это ненормальный какой-то.

– Сойдет, ему надо-то текст по бумажке прочитать. Тем более мы опричнину разбираем, а там Грозный уже кукухой поехал, – капитан Чернова махнула рукой.

– Ну, если так, то и этот полудурок сойдет, – одобрительно закивал Белкин. – Гавриков, ты, если что, не церемонься.

– Так точно, – Гавриков вдохнул побольше воздуха и стал еще шире и атлетичнее.

Ленин, в отличие от Грозного уже привыкший к судебным заседаниям, весьма учтиво поприветствовал охрану, в сопровождении офицеров прошел в знакомый кабинет и занял свое место в зале.

– За суфлеров прокатите, если не справлюсь, – подмигнул Ильич офицерам.

Через пару минут появился царь, потом Керенский, Витте, Корнилов, Дыбенко, какие-то люди в строгих стародавних мундирах. Царь весело помахал Ленину рукой.

– Коля, последнее заседание, и будет тебе импичмент! – по-дружески сказал Ленину царь.

Владимир Иванович Калинин на этом празднике жизни оказался случайно. Он всю жизнь отработал на Кировском заводе, в литейно-механическом цехе, пока однажды местный гуманитарий из заводской библиотеки не обнаружил, что Владимир Иванович очень схож с Николаем Вторым. С тех пор началась императорская карьера Калинина, и его охотно приглашали в суд за умеренный гонорар (ибо для обывателя он был ничем не примечательным бородатым мужиком).

– Владимир Иванович, мы еще покартавим, – отозвался Ленин, истерично рассмеявшись. Видимо, Ильич готовился дать свой последний, действительно решительный, бой.

– Встать, суд идет! – прозвучал голос секретаря судебного заседания. Публика почтительно встала. Между рядами прошла молодая дама в мантии, однако даже сквозь мантию Панько с Белкиным что-то умудрились рассмотреть и одобрительно переглянулись, проводив мантию взглядами.

«Ну что, Ильич, погнали», – сказал Белкин про себя. В принципе, ему было все равно, осудят ли Ленина, оправдают, наклеят все грехи, – судьба Ульянова его мало интересовала. У Панько были двойственные чувства: если Ленина признают виновным, то тело наконец-то вынесут из мавзолея и ликвидируется публичная гробница фараона. Но будучи пролетарского происхождения, Панько всем своим естеством было на стороне вождя угнетенных масс.

– Исторический верховный суд начинает свое заседание в отношении Владимира Ильича Ульянова-Ленина, уроженца Симбирской губернии, русского, 1870 года рождения. Ленину вменяется сотрудничество с иностранными державами во время империалистической войны, развал фронта, призывы к свержению государственной власти, экстремизм, – судья, чудесная женщина, четким голосом перечисляла грехи. Присутствующие не очень-то вслушивались, все было давно известно. Все ждали, что скажет Ленин. Ильич в это время вожделенно смотрел на бутылку воды, услужливо стоявшую на столе, и ждал, когда судья закончит, а он, не нарушая этикета, утолит жажду.

– …кроме того, создание экстремисткой партии РСДРП большевиков, впоследствии ВКП(б), в дальнейшем КПСС, в дальнейшем… – судья осеклась и закончила речь.

«Пшшш», – легко отозвалась в тишине открываемая бутылка минералки.

– Владимир Ленин, что можете сказать, добавить или опровергнуть?

– Да все было не так, совершенно не так, – бойко начал Ильич (видимо, минералка оказала свое целебное действие). – Во-первых, вы мне приписываете небывалые заслуги. Революция 1905 года, вооруженное восстание в Москве – это пролог революции 1917 года, которую я, с ваших слов, кхе-кхе, замутил. Так вот, в 1905 году я был за границей, в Швейцарии, и рабочие, русские, украинские, белорусские и все остальные рабочие, отлично справлялись без меня.