– Да потому, что бегать по полю нужно, а не ходить! Вот тебе и результат, с такой игрой можно и в премьер-лигу вылететь, – Дыбенко что-то эмоционально доказывал Корнилову.

– Нормально они играют, вечно вам все не так, – вступился царь за любимый «Зенит».

– Сегодня бы пораньше разбодаться, – сетовал судья секретарю, – по пробкам еще тащиться.

– Так вы на метро.

– С удовольствием, только дочку с соревнований забрать нужно, в Заневском районе без машины никак, потом еще со своей к теще. Блин, рассаду им привезти нужно. Дачу в Синявино завели, да я бы этих дачников… – Видимо, в его женском царстве, при абсолютном матриархате, судья держал оборону в одиночку.

– Ага, – понимающе-равнодушно закивал секретарь.

– Ладно, пойдем, воздадим зловредной немке за все грехи, – ухмыльнулся бородатый судья.

Секретарь и судья вышли из курилки. Панько последовал за ними. Хотелось посмотреть, что еще происходит в стенах судах. Через несколько минут Панько проворно затесался на другое заседание. Полная тетка, которую можно было принять за продавщицу в сельском магазине или буфетчицу в придорожном кафе, с гнездом на голове и в нелепом жакете, пялилась в бумажку, слушая строгого судью.

– Вы императрица Екатерина Алексеевна Вторая, урожденная София Фредерика Ангальт-Цербстская, дочь прусского князя и немецкой аристократки? – судья решил не тратить время на перечисление всей родословной, все-таки речь шла о людях, а не о бульдогах.

– Ну, я, – ответила женщина без тени королевского достоинства. – И что?

– Екатерина Алексеевна, перечень обвинений в ваш адрес достаточно велик, эпизодов масса. Прежде всего, вы иностранный агент! – поставил судья восклицательный знак.

– Протестую, ваша честь, – вскочил адвокат. – Екатерина приняла подданство и перешла в православие. В православие из лютеранства.

– Вот тебе два, – подхватил судья, – оскорбление чувств верующих с использованием своего служебного положения.

– Почему оскорбление? Митрополит разрешил, по бумагам все верно было, – вновь возразил адвокат.

– А тогда извольте предъявить разрешение лютеранского пастора. Или что, лютеране у нас к верующим не относятся? Закон для всех один! – съехидничал судья. Защитник потупил взгляд: кажется, у судьи было неважное настроение. – Итак, будучи немкой по рождению, проникнув в Россию, вы, Екатерина Алексеевна, пользуясь случаем, стали коронованной особой благодаря династическому браку с Петром Третьим. Есть основания полагать, что вы причастны к его смерти.

Тетка побледнела; не спасал даже обильный искусственный румянец. Адвокат делал какие-то знаки, однако картина прошлого у буфетчицы вырисовывалась медленно.

– Протестую, уважаемый суд, – взял слово адвокат. – У Петра Третьего были трудности, как бы это сказать, психического характера и разного рода слабости. Сдается мне, что он своим образом жизни сам себя изжил раньше срока, к тому же еще морально разлагался.

– Изжил – не изжил, разберемся. Гражданка императрица, вы также обвиняетесь в угнетении и закрепощении народных масс, усилении крепостного права, оскорблении русского и других народов Российской империи.

– А чего же здесь обвинительного, все так делали в то время, абсолютизм был, сословия, так устроен мир, Европа, в конце концов, иного порядка мы не знали, его не существовало в природе, – по бумажке протараторила Екатерина Вторая.

– Ложь, ложь, – перебил царевну обвинитель из ГУИИ.

– Какие ваши доказательства? – бросил адвокат известную фразу. Зал судебных заседаний озарили улыбки: каждый вспомнил, где и когда он впервые услышал эти слова, ставшие чуть ли не поговоркой в России.