– Вот заявление, смотрите, любуйтесь, – едва открыв дверь, произнес Толь Толич и демонстративно потряс бумаженцией перед сотрудниками.

– Что за бодяга, жители Козельска требуют исторической справедливости? – спросил Белкин.

– Почти. «Предъява» из Новгорода, из Великого Новгорода. Нужны: а) компенсация, б) реабилитация и с) наказание виновных. Насолил им Грозный в шестнадцатом веке, посидели эти «фриландеры», блин, «фрилансеры» в архивах, восстановили древо – и пожалуйста, нашего прапрапрапрапрапрадедушку сделали пострадавшим в ходе построения централизованного государства. Памятник Грозному ставили-ставили, теперь вот счет за косяки.

– Доказательства-то есть у них серьезные, или?.. – вступила в разговор Ольга.

– Конечно, есть, без них жалобу в корзинку. Бьют на Лаврентьевскую летопись плюс показания очевидцев, приплели Джирома Горсея.

– Горсей – иноагент, он выступать как свидетель не может, – парировал Сергей.

– Да хрен с ним, с Горсеем, это я до кучи, доказательств у них хоть отбавляй. Москвичи там так наследили, что хватит на несколько томов, к тому же показания историков, заслуживающих доверия: Соловьев, Татищев, Костомаров. Этих никуда не деть.

– Так что, наша задача – от жалобы отбиться, или дело заводить будем? – лениво спросила Ольга.

– Отбиться, судя по всему, не получится, придется разгребать этот хлам.

– Ну, компенсации не будет, здесь все ясно, юридических оснований нет, – спокойно пояснил Белкин, – реабилитацию без суда нарисуем. Дело трех вечеров и двух отчетов. С наказанием тут и суд должен быть, и служба исполнения.

– Василий, с исполнением бы это… без лишних затрат, бюджеты не резиновые.

– Толь Толич, по этому поводу не беспокойтесь, у нас договор длительный, думаю, по затратам уложимся в средний чек.

– Заява-то стандартная, товарищ полковник, – с оптимизмом вставил свои пять копеек Сергей.

– Н-да, заработался я уже, – Толь Толич забарабанил пальцами по столу, – невелика проблема. Просто связываться сейчас неохота. Людей мало, тут еще это новгородская буза. Ладно, – начальник махнул рукой, – работайте.

Дверь захлопнулась.

– Такое у нас бывает, Валера, сверху позвонили – внизу засуетились. Сдает наш Толик, но, видать, нагоняй зарядили, теперь к нам по цепочке. Ну что, стажер, – Василий с улыбкой глянул на Панько, – вот тебе и первая ласточка, садись, вникай, пиши бумагу. Фабула такая: мы как бы согласны, что он виноват, но дело давнее, может, он как бы и не виноват, мы, конечно, этого дела так не оставим, но наказать по всей строгости не можем, компенсация справедлива, однако юридически выполнить ее нельзя. Но реабилитировать невинных можно.

– Логика, товарищ майор, безупречна, – Ольга с восхищением посмотрела на Василия. По интонации, по тембру голоса, по этому взгляду Панько как завсегдатай самых разных френдзон уже примерно понял расстановку сил в намечавшемся любовном треугольнике. Его угол будет, как обычно, тупым. Хотя ради спортивного интереса можно потягаться за внимание товарища капитана Ольги Черновой.

Панько слушал радио на телефоне. Скажи это кому лет двадцать назад – абсурд, да и только, но двадцать первый век уверенно шагнул в панельную девятиэтажку, а заодно и в квартиру Панько. Хотя, с другой стороны, все: и дом, и квартира, и сам Панько, – прочно застряло в девяностых. Нехитрый ужин Валерия состоял из одного блюда, точнее, из полублюда – в роли ужина выступал недобитый завтрак, сосиска и макарики. Был еще лучик света в темном царстве – бутылочка светлого оригинального. Сейчас пиво займет чашку, в которой утром был чай (с бокалом хозяин давно не заморачивался), и начнется известная песня с просмотром профилей в социальных сетях, прежде всего профиля Лидии. «Все-таки надо подумать о спортзале», – сам себе предложил Панько, глядя на рекламу фитнес-клуба. Потом еще эти гондольеры с ладьи… Может, и с Лидой был бы поувереннее. Щелк, щелк – мышка работала, показывая Панько одни и те же фото в сотый раз. «Спать…»