Он шёл по улице, опустив голову, стараясь не смотреть ни на кого. Город, казавшийся ему прежде источником вдохновения, теперь давил своими серыми стенами и равнодушными лицами прохожих. Ему хотелось бежать, спрятаться, исчезнуть.

Он вспомнил слова своей бабушки: “Мир жесток, внучок, но не позволяй ему сломить себя. Будь как река – обтекай препятствия, но не меняй своего направления”. Но сейчас он чувствовал себя не рекой, а маленьким камешком, брошенным на произвол судьбы.

Внезапно его внимание привлёк шум на спортивной площадке. Группа подростков, одетых в яркие спортивные костюмы, азартно играла в баскетбол. Их смех, крики и стук мяча эхом разносились по округе, создавая атмосферу беззаботности и веселья.

Майкл остановился и начал наблюдать за ними. Он вспомнил, как сам когда-то любил играть в баскетбол, как мечтал стать известным спортсменом. Но потом он потерял голос, и вместе с ним ушла и его мечта.

Он представил, как сейчас подошёл бы к ним, предложил бы сыграть партию. Но он знал, что его молчание станет непреодолимым барьером. Он был “немой”, “чужой”, он не вписывался в их мир.

В этот момент мяч, словно выпущенный рукой судьбы, вылетел за пределы площадки и покатился прямо к его ногам. Он поднял мяч, ощущая шершавую поверхность в ладонях, и хотел было бросить его обратно, но один из подростков, высокий и самоуверенный парень с дерзким взглядом, подбежал к нему и выхватил мяч из рук.

“Чего уставился, как баран на новые ворота? – грубо спросил он, источая запах пота и дешёвого одеколона. – Мяч никогда не видел?”

Майкл попытался жестами объяснить, что он просто хотел помочь, но парень, презрительно скривившись, перебил его: “А, ты же немой. Чего с тобой разговаривать. Иди отсюда, не мешай играть”.

Он толкнул Майкла в плечо, и тот, потеряв равновесие, чуть не упал. Он почувствовал, как в нем закипает злость, как поднимается волна обиды и унижения.

Он попытался уйти, но парень, словно почувствовав его слабость, преградил ему путь. “А что это у тебя там такое? – ухмыльнулся он, указывая на его камеру. – Покажи-ка”.

Он попытался выхватить камеру из его рук, но Майкл, собрав всю свою силу, оттолкнул его. Камера, выскользнув из его рук, с глухим стуком упала на асфальт. Объектив, разлетевшись на мелкие осколки, блеснул на солнце, словно слезы.

Мир словно замер. Запахи, звуки, краски – все исчезло. Осталась только боль, острая, жгучая боль потери. Камера была его голосом, его способом самовыражения. Теперь он снова был немым, снова был беспомощным.

По щекам покатились слезы, смешиваясь с грязью и пылью. Он чувствовал себя сломленным, уничтоженным.

Подростки, увидев его слезы, захохотали. “Смотрите, немой плачет! – завопил один из них, тыча в него пальцем. – Что, жалко свою игрушку?”.

В этот момент что-то в нем сломалось. Забыв о своём страхе, о своей немоте, о своём бессилии, он бросился на подростков с кулаками. Он бил их яростно и отчаянно, выплёскивая всю свою боль, всю свою ярость, всю свою ненависть.

Но их было больше, и они быстро скрутили его. Они повалили его на землю и начали пинать, выкрикивая оскорбления и ругательства. Боль пронзала его тело, но он не сдавался, продолжая сопротивляться, продолжая бороться.

Он лежал на земле, спиной чувствуя холодный, шершавый асфальт. Вкус крови во рту, смешанный со слезами, напоминал о пролитом молоке и о бесполезности сожалений. Боль пронзала тело, но хуже было ощущение собственной никчёмности и унижения. В голове пульсировала мысль: