– Где я? – спросил он сухим шёпотом.

– Всё там же, в моей опочивальне, – промурлыкала Мирослава.

– Но как…? – боярин, не договорив, поводил открытой пятернёй в воздухе слева от себя, как будто пытаясь что-то нащупать.

– Ты ведь сам меня сюда на руках принёс, – с ласковой улыбкой продолжила боярыня, – и любил всю, ой, крепко любил, – она прижалась к его плечу.

– Я? – Дмитрий отшатнулся в сторону и чуть не упал с постели.

– Иди ко мне, – Мирослава, продолжая улыбаться, протянула к нему руки, – али забыл, какие слова мне сказывал? Как целовал и миловал, ласкал моё тело?

Боярин как ошпаренный соскочил с кровати и заметался в поисках своей одежды, увидев всё на сундуке у стены, он лихорадочно, под смех боярыни стал одеваться.

– Неужто, всего за ночь весь твой пыл остыл? – продолжила смеяться Мирослава, – а вот только недавно называл своей любой. И что же мне теперь, бедной вдовице делать с разбитым сердцем и порушенной честью?

– Прости…, прости боярыня, бес попутал…бес, – приговаривал Дмитрий, натягивая сапоги, и сгребая в охапку свою оставшуюся одежду, он старался не смотреть в сторону кровати, щёки горели огнём, – прости мя, смилуйся, – выкрикнул он ещё раз и опрометью рванул из опочивальни. Прогрохотав вниз по лестнице, пробежав через пустые холодные залы и тёмные сени большого старого дома, Дмитрий опрометью выбежал на двор, к конюшне. Не помня себя, кое-как заседлал коня и под недоумённым взглядом сонного привратника, который выпустил его со двора, стрелой помчался прочь.

Мирослава отошла от окна. Она проводила взглядом ускакавшего боярина, и, потянувшись, легко прошлась по полу до сундука, на котором ещё совсем недавно лежала одежда Дмитрия Ласкарёва. Глубоко вздохнув, она согнала с лица улыбку и трижды ударила в серебряное било, что стояло на столике возле сундука.

В опочивальню боярыни вбежала заспанная и простоволосая сенная девка Дуняха, она на ходу тёрла глаза и чуть не споткнулась о порог, чем вызвала насмешливую улыбку боярыни.

– Неси одеваться, солнце уже скоро встанет, пора к государыне, служба ждать не будет, – бросила она девке и снова посмотрела на сундук. Воспоминания о мечущемся Дмитрии вызвали у неё улыбку, что немало удивило Дуняху, за много лет своего служения боярыне она впервые видела её такой. Боясь спугнуть внезапно снизошедшую на госпожу благодать, Дуняха скоро кинулась открывать сундуки и доставать наряды. Боярыня, против обыкновения, не кричала на неё и не пыталась отвесить оплеуху, а неторопливо оделась и спокойно спустилась в трапезную. Провожая Мирославу, Дуняха несколько раз незаметно осенила её крестным знамением, а после того как удивлённый кротостью госпожи Антип закрыл за её возком ворота, Дуняха добежала до большой иконы спаса, что висела в трапезной, и бухнулась на колени. Молилась она истово, благодаря господа, о ниспосланное её госпоже благословении. Иначе это и не назовёшь. Все в доме знали, что любой жест или слово невпопад могли вызвать ярость боярыни, а на расправу она было скора.

А боярин Дмитрий не помнил, как добрался до дома. В растерянности, нетвёрдой походкой, как пьяный бродил по горницам, в голове гудело, как с тяжкого похмелья, но уже не так, как раньше, когда он проснулся.

Он силился вспомнить, как оказался в спальне боярыни, но не мог. Всё, что пришло на ум, так это вино, которое ему она поднесла за столом. Мысли боярина сейчас были спутаны. Они неслись сильным шумным водопадом – быстрые, не ухватишь: «неужто она подмешала любовного зелья»? – мелькнуло в голове Дмитрия. Но он тут же отбросил такую догадку. «Нет, сие совсем не леть