– Ракета, – показывая ее духам, – чарс, – но уже он не кричал, и в его голосе не было столько уверенности и наглости, как в начале, в нем чувствовались нотки страха, который вместе с ненавистью, блестящей в черных глазах, проник и к нему в душу. Эти ноты хоть и были ели уловимыми, но они, тут же, холодком, пробежали по спине Пожидаева, и слившись с «тихой тревогой», защемили в сердце, превращаясь в страх.

Краем глаза, Пожидаев увидел, как из полумрака, где были ступеньки, выплывает вороненный ствол – это был дух, который остался на верху. Через секунду показался и он, «вороненый ствол» оказался буром[38], который тот сжимал в своих руках. Моджахед улыбался, оголяя желто-коричневые зубы, подобно хищнику, который радуется тому, что его жертва уже никуда не денется. С этим подобием улыбки он произнес:

– Дасти[39], шурави, – при этом он махал стволом вверх и вниз, показывая, чтоб они подняли руки вверх. Эта «улыбка», наполненная злостью, и еще чем-то демоническим, тут же дала обильную пищу страху, и он, приобретя невероятную силу, сковал все члены у Сергея, а в сердце он воткнул свое жало, наполнив его щемящим холодом. Время остановилось…

Пацаны стояли в цепочку, как и вошли: первым стоял Гера, за ним Сергей, и справа от него, рядом с выходом, Игорь, а вороненный ствол, в нескольких сантиметрах, смотрел ему в висок. В руке Сарычев держал ракету, Алехин держал мешок с ними, а у Пожидаева была только банка сгухи в кармане.

Эта «улыбка» мгновенно заразила других духов, и они тоже «заулыбались», и тоже оголили свои зубы на черных лицах; в комнате началось движение, афганцы как то медленно стали вставать с тюфяков, наверно думая, что пацаны никуда уже не денутся, а может это просто так казалось Сергею. Несмотря на требование моджахеда, никто из пацанов не поднял руки, Сергей может быть и поднял бы их, но они налились свинцом и были не подъемными. Но душман особо и не требовал этого, он лишь только продолжал «улыбаться»…

Сознание Пожидаева, скованное страхом, опять не выдавало никакого решения, в голове крутилось только одно слово: «Пиз…ц». «Дребезжащий» повернулся лицом к нему, в руке у него блеснул нож, и как-то медленно размахивая им, наверное это опять так казалось Сергею, он вкрадчиво продребезжал:

– Шурави, – и тоже «заулыбался»…

В эту секунду Алехин уронил на пол мешок с ракетами, дух с буром перевел свой взгляд на него, и тут же Игорь ударил рукой по винтовке… но промахнулся, афганец, среагировав, поднял ее вверх. Рука, описав дугу, и не встретив никакого сопротивления, еще не успела вернутся в исходное положение, как раздался щелчок затворной рамы – осечка. Моджахед, не ожидавший такого поворота, несколько замешкался, и опустил ствол, пытаясь перезарядить. В это мгновение Алехин ударил его изо всех сил в лицо. Афганец упал на ступеньки навзничь, нелепо раскинув руки, и выронив винтовку – было понятно, что он потерял сознание.

Одновременно с этим, Героин, наотмашь, тыльной стороной ракеты, заехал в лоб «дребезжащему», который уже положил руку на плечо Пожидаева, и приблизил нож к горлу. Тот, также, вскинув руки вверх, упал на землю, но сразу же начал подыматься, из рассечённого лба, тонкой струйкой по лицу побежала кровь. Остальные афганцы, тот час бросились на мальчишек…

– Лягай суки! – раздался душераздирающий вопль Игоря, поднявшего руку вверх, в которой держал эфку, другую руку он вытянул перед собой, демонстрируя сорванное кольцо. Увидев гранату и услышав вопль разведчика, духи замерли в тех позах, за которыми, застал их крик Алехина.

– Лягай суки! – еще раз проорал он, и начал махать эфкой, угрожая этим, что сейчас бросит ее. Скорее телодвижения Игоря и его интонация, а не смысл сказанного, дали понять моджахедам твердое намерения разведчика, и по тому как он это делал, у них не было сомнений – он ее бросит… Они, спасая свои шкуры, начали по одному укладываться на пол…