Мы громкий поднимали глас,

вторя самим себе в надежде.

Всё прочее, вестимо, ложь,

предубеждения пустые.

Да сколько мысли не тревожь,

а истины всегда простые.

Прав тот, кто над тобою есть,

чьё слово разум полонило.

Но правых ты не сможешь счесть:

падёшь, затянутым в горнило.

За правду биться смысла нет,

ведь не бывает правды в мире.

Есть только маленький совет —

на мир смотреть гораздо шире.

*

Когда взираешь в потолок

и тонешь в белых красках,

ты думаешь: как мир жесток,

увязший в вечных сказках,

в сокрытой истине от глаз

всего лишь для огласки

сугубо только напоказ

за белым слоем краски.

Иного и не может быть,

в нас торжище жуира,

желаем красотою жить,

но прячемся от мира.

*

Воспламенилась всюду атмосфера,

спокойной жизни приходил конец,

я слышал вопли гнева Люцифера,

на Страшный суд его призвал Творец.

Я видел красным горизонт заката,

и видел порванным на клочья мир,

в обитель ужаса неслась Геката,

кровавый в жути продолжая пир.

Я слышал трубный глас от Исрафила,

провозгласивший оным Рагнарёк.

Так эра Кали-юга уходила,

мир сам себя на смерть теперь обрёк.

Воспрял Танатос, мёртвых поднимая,

с ним Ахриман, Саурва, Индра-див,

цепных собак рвалась пожрать всё стая,

и умерщвляя каждого, кто жив.

Пустым Ирушалем был предо мною,

всяк павший мертвецом бродил окрест.

Пришла пора мир привести к покою,

донёс я на плечах тяжёлый крест.

Мне имя Калки – гибели предвестник,

из всадников несущих смерть один,

я Брахмы ныне спящего наместник,

дам миру новому в сей час зачин.

…И воцарилась тишина во мраке.

Нет ничего – сплошная пустота.

Вновь сладко Брахма задремал на яке,

а мир несли всё те же три кита.

*

*

Растрёпанное жалкое отродье

тянулось вереницей на восток,

искали больше века Беловодье,

где можно жить и не платить оброк.

Как дикий люд, подобно истым зверям,

крались меж рек, полей, лесов и гор,

самих себя привыкшие к потерям

и мёртвым на пути чиня разор.

Страдая от лишений, тягот боли,

хранимые надеждою дойти,

брели в край справедливости и воли.

Им только бы скорей его найти.

За год-другой всё крепче духом были,

иные завели хозяйство, дом,

одни по рекам к северу уплыли

иль жгли в бою кочевников огнём.

Не ведая, в порыве духа смелом,

отродьем жалким больше не зови,

добыли сами Беловодье делом

с усилием желания в крови.

*

*

*

И расцвела однажды лживость.

Красивая, приятная на вид.

Ей дали имя – справедливость,

да понастроили кругом обид.

Должно быть так – решили сразу.

Сим породив обилие проблем.

Впустили в мир людской заразу,

как абсолютно плохо стало всем.

*

*

*

Бежали волки вдоль реки,

не чуя смерти приговор.

Им шли навстречу мужики,

ведя неспешный разговор:

завод возвесть хотели тут,

Демидов им-де повелел,

скорей от голода помрут,

никто из них давно не ел.

Сошлись в излучине речной,

достали скоро топоры,

и завели с волками бой,

минуты бились полторы.

А после, взявши котелки,

водицы из реки набрав,

и развязавши узелки,

Творцу хвалу за снедь воздав,

потёк их дальше разговор:

завод поставят на брегах,

по нраву им сосновый бор

да не забудут о волках.

И стал заложен ими град,

на Волчьей речке возведён,

то триста было лет назад,

он Барнаулом наречён.

*

*

*

Я идиотов знал порядком:

кто – самодур, кто – верторпах.

Все жили мыслями о сладком,

всяк проклинал таких в сердцах.

Их голова держала плечи,

а ветер мозг им заменил,