Я отвожу взгляд и быстро киваю.

— Конечно.

— Насколько я помню, это ты приобщила Костика к театру, потому что этот качок, напичканный протеином, не знал даже разницы между балетом и мюзиклом, — фыркает подруга. — А теперь, смотри, стоит тут с важным видом, будто всегда был ценителем искусства. Ещё бы взял бокал вина и начал рассуждать о влиянии эпохи барокко.

— Рада быть полезной.

— Несмотря на то, что дивиденды с этого вложения получила явно не ты, я всегда считала, что Костик тебя недостоин.

— Я знаю. Спасибо, Каро.

Наши места расположены в одном из лучших секторов. Здесь отличный обзор и достаточно пространства, чтобы расслабиться и наслаждаться спектаклем. Тем более я планировала подметить пару интересных деталей, чтобы потом парировать Лексу.

Сцена залита мягким светом, минималистичные, но стильные декорации создают особую атмосферу. Слова льются плавно и красиво, радуя слух. Эстет во мне ликует, а брошенная девушка чувствует себя уязвлённой и обиженной, мечтая поскорее уйти.

Как только начинается антракт и загорается свет, я выскальзываю из зала и направляюсь в уборную вместе с Кариной.

Переосмыслить. Перевести дыхание. Просто постоять минуту в тишине и прогнать отголоски ностальгии, которые упрямо атакуют сознание. То, что мне удавалось избегать этого контакта несколько месяцев, не означает, что мы с бывшим никогда бы не пересеклись.

Я подхожу к раковине, опираюсь о холодный мрамор и смотрю на своё отражение.

Глаза блестят — то ли от напряжения, то ли от жары в помещении. Губы покраснели — даже без помады.

Я включаю воду, позволяя прохладной струе стекать между пальцев, и подношу ладони к лицу, ощущая приятный холодок на коже. Капли скатываются вниз, оставляя влажные дорожки. Дышится легче, но мысли по-прежнему гудят в висках.

Справившись с собой, я выхожу в коридор, чтобы дождаться подругу, — и все усилия оказываются напрасными, потому что я сразу натыкаюсь на Костю.

Пульс взлетает, сердце таранит рёбра. Он стоит у стены, сунув руки в карманы, и смотрит прямо на меня. Долго. Изучающе.

Пройти мимо и сделать вид, что я его не заметила, было бы просто невозможно.

— После нашего разрыва единственное, чего я боялся, — что ты зашьёшься на работе и перестанешь выходить в люди, — звучит всё ещё родной голос. — Привет, Оль.

12. 12.

***

— Здравствуй, — выдержанно отвечаю, сохраняя дистанцию в пару метров и прижимаясь лопатками к прохладной стене. — Я работаю потому, что люблю своё дело, а не потому, что меня бросили. Это вообще не связанные вещи, Костя.

Такое ощущение, будто меня отхлестали по щекам. Лицо горит, а в груди разрастается обида.

На самом деле я зашилась и перестала выходить в люди. Так и есть. Это почти факт, который Костя безошибочно угадал, зная меня вдоль и поперёк.

Первые недели после расставания, совпавшие с долгожданным отпуском, я провела в кабинете — за ноутбуком и бумагами. Домой возвращалась поздно, к родителям не ездила. С подругами, которых у меня осталось слишком мало, могла встретиться разве что на кофе в перерывах между делами.

На фоне бывшего я действительно поставила личную жизнь на стоп. На работе без изменений, а в остальном — за полгода у меня было всего одно свидание с Юрием. И то неудачное.

Так что если Костя и хотел самоутвердиться, у него получилось. Правда получилось.

— Как родители? — спрашивает он, осматривая меня с головы и до ног.

— Живы-здоровы. Справляются с утратой зятя. Даже почти не праздновали.

— Рад, что ты иронизируешь — значит, у тебя всё хорошо. Главное, не зацикливайся на работе. Меньше принципов — больше внимания и ласки. Мужикам это нравится.