И, будто в ответ, в небе сверкнула молния, озарив свежий холмик, и сверкнул гром.

Но поблекнувший золотой луч переместился в другую часть неба, образовав среди туч крохотное голубое озерцо. Едва порывы ветра начали стихать,

Нэнси прислушалась к меланхолическому «бе-э-э» идущей по склону овечки. С волнением сбегая с холма вниз, девушка ускорила шаг. Раскинув руки, будто в полёте, в духовном порыве она узрела весь залитый солнцем путь и смело съехала вниз. У деревца внизу она перевела дыхание и отряхнулась.

Тут она обнаружила, что порвала один из хлопковых чёрных чулок о куст чертополоха – ничего себе! – хорошо, что незаметно, когда прикроешь юбкой.

Проголодавшись, Нэнси вернулась домой, порозовев от волнения, чувствуя, что подступила к важной миле в своей жизни. Августина Маклин сердито взглянула на дочь:

– Где это ты валялась, Агнесса? У тебя какой-то сор в волосах!.. – и мрачно добавила, – Отец ждёт тебя в библиотеке…

Библиотекой она называла кабинет, в котором майор штудировал счета и долевые расценки на муку.

– Итак, барышня, – галантно встретил он Агнессу, явившуюся к нему переодетой в поплиновую юбку и белую блузу с высоким воротничком, – Х—хм, – откашлялся он, размышляя и растягивая время, – Маменька говорит, что ты собралась на медицинскую практику в дикий район…

– Отец, я…

– Выслушай меня, пожалуйста… Дело серьёзное… Я-то намеревался вывести тебя в свет, как только откроется бальный сезон, или как маменька сочтёт необходимым…

– А как быть с тем, что мне необходимо?.. я выросла, и сама могу решать это. Отец, я уже сталкивалась с реальностью, с жизнью и смертью, с людьми «социально незащищёнными», и мне бы хотелось…

– Но Агнесса, матери всё это не по нутру. И я боюсь за её здоровье…

– О матери не беспокойся. Она вынослива. А я – в неё. Как нас не ломай, не гни – всё равно не сломимся. Нэнси знала, что отца не беспокоили никакие расходы на балы, ради счастья супруги.

– Понимаешь, отец, эта медицинская практика, как ты её называешь, и есть моя жизнь, и я хочу её прожить.

– Надеюсь ни в каком-то далёком северном посёлке. Кажется, придётся поскучать по нашей дочке, – и он взглянул так жалобно, что Нэнси подскочила к нему с поцелуем, – Ну, что ж, по крайней мере, это в Южной Австралии!

«Да, то ли ещё будет!» – подумала Нэнси. Рыжий центр, пустыня Никогда, которую они пересекут, вдаль за таинственную голубую гладь северных просторов, откуда летом приходит обжигающий воздух, окутанный пыльным рыжим туманом бесконечной тверди.

Нэнси дождаться не могла, когда увидит всё сама.

Небольшой поезд следовал к северу по бесплодной степи. По краям путей пробивалась трава, редко поливая грозовыми дождями и потому прибитая книзу. Бесконечно мелькали белые вершины гор.

Соседка девушек по купе сошла со своей койки и, потирая глаза, заглянула в окно, растормошила волосы и застыла в изумлении:

– Боже! Вы только взгляните! Разве можно представить подобное?! – обратилась она к ним.

– Вот это простор, правда? – поддержала беседу Нэнси.

– Это чёртова пустыня никак не кончается!.. Скорей бы уж проехать!

– Боюсь, не получится. Разве тебя не предупреждали в аделаидском агентстве?

– Что-то вроде говорили. Обычная работа кухарки в гостинце, в ничем не привлекательном месте. Где-то на севере. Херготт Спрингс. Звучит неплохо. По крайней мере, раз источники, значит – оазис. Хотя о жаре тоже говорили. Нэнси и Стэн переглянулись:

– А тебя не предупреждали, что источники горячие? – спросила Стэн.

– Что?

– Это артезианская скважина, и вода в ней горячая, потому что кипит. Её нельзя пить.