Уже полпути было пройдено, и около полуночи они проложили путь по прохладной ночной пустыне. Луны не было, но они ориентировались по теневым силуэтам наездников (пути было совсем не видно) при свете звёзд слабо ограждающихся в земной гальке. Звёзды горели призрачно-голубоватым светом, а Млечный путь причудливо пересекал всё небо.
Утром они подъехали к краю песчаных барханов. Ряды красноватых и розоватых барханов были направлены в разные стороны – с севера на запад, возрастая ближе к станции, обдаваемые ветром, а самые дальние тонули бледными островками в голубых миражах.
Барханы, длинные и низкие, но не более чем двести футов в высоту. Когда один из них попадался им на пути, они обнаруживали, что его лучше объехать в диаметре, и решили попробовать пересечь вершину, которая чаще разносилась ветром.
Сбавляя скорость, с которой они ехали, выпив вчерашнюю воду, пока ещё могли бы умываться тёплой солёной водой озера Летти, они запаслись лишь другой водой к завтраку, умыться и почистить зубы, и протирали лицо и руки влажной тряпкой.
Вода во второй фляге была предназначена для чая. В двадцати милях от центральной изгороди можно было заметить фермерскую усадьбу, если успеть к ней до полудня.
В Матуринне не держали другого скота, кроме овец, но так далеко они не видели ни одной.
А теперь Стэн обеспокоено подумала: «У бедной женщины уже третий день схватки… если она ещё жива.»
Глава четырнадцатая
В усадьбе стояла зловещая тишина безо всяких признаков жизни. Беленький небогато крытый домик терялся за садовой изгородью и зеленеющими неподалёку кустами и пальмами, даже огород орошался сверху. Но за приделами забора было пусто, изрытая пустынная глина, пыль да камни.
В сотнях ярдов то забора тянулись убогие горбики, груженные тюками и флягами, держась вместе. Тёмная фигура отделилась с одной стороны и предстала полненькой аборигенкой из племени лубра с светлом хлопковом национальном платье.
– Хосайке совсим худо, – заговорила она, подходя и поддерживая лошадь под уздцы, – я сказала Молли. Мы стараемся ей помочь. Ребёнок не выходит.
Ещё одна тёмная фигура отделилась от построек назад, и абориген-полукровка в штанах в обтяжку и рубашке открыл ворота и повёл лошадь к его не распряжённой.
Стэн подхватила свой чемоданчик с их телеги], а Нэнси с аборигенкой перенесли сумки на другую сторону.
Роженицу они обнаружили в сумрачной спальне, при ней дежурил её муж, протирая лицо влажной тряпкой.
Её жидкие каштановые волосы прилипли ко лбу, а глаза смотрели отрешённо, потемнев от боли. Из груди вырывался слабый стон.
Едва осмотрев опытным взглядом выпуклый живот и бледное измождённое лицо бедняжки, Стэн чуть не выронила чемоданчик из рук.
– Миссис Джексон… мы здесь, чтобы помочь Вам, – утешила она, – Это – сестра Маклин, а я – сестра Честертон.
Пациентка раздражённо повернулась на влажной подушке.
Мистер Джексон встал. Он был высоким, темноволосым, широкоплечим, а его давно не бритое лицо украшала иссиня -чёрная поросль.
– Кажется, её боли прекратились, – прошептал он, пожимая сёстрам руки, – всё без изменений.
– Где можно помыть руки? – спросила Нэнси, – Мы сделаем всё, что в наших силах!
В тёмную спальне с закупоренными окнами напротив центра мистер Джексон принёс жестянку с горячей водой и кувшин с холодной, поставив всё рядом с расписным фарфоровым тазиком для умывания.
Стэн оскалилась на Нэнси:
– Может, ребёнок уже мёртв. Схватки прекратились, и если не возобновятся, малыш сгниёт в полости матки. Тогда неизбежно и заражение матери.
Пятеро ребятишек Джексона в возрасте от трёх до одиннадцати лет в неоднократно перешитой одежде играли на веранде, зная, что их мама больна.