Ветер, будто почувствовав ее решимость, смерил свой рык, успокоился. И в эту минуту затишья девочка повязала себе на шею оберег.

Перед тем как уйти, она поправила тулуп, чтобы мама не замерзла. Ничего ей не сказала, но про себя пообещала скоро вернуться. А затем сняла с гвоздика у двери теплый плащ.

Ведь Самая длинная ночь еще не наступила. А она уже была Хозяйкой. И значит, была обязана сделать все, чтобы защитить свой порог.

Заскрипел старый засов, поднялся сквозняк. Вилли приоткрыла дверь, выглянула в вечерний сумрак. Прислушалась.

Тук-тук-тук.

То билось ее сердце.

Девочка в последний раз оглянулась на маму. Сжала в кулаке Последнюю свечу и, зажмурившись, шагнула за порог.

Папа мог бы ей гордиться.

Вилли шла по широкой деревенской улице – тень на тени – и только ветер оставался ее неизменным спутником.

Соседи с заката попрятались по домам. Даже сторожевых псов сегодня забрали с улицы под защиту порога. Из-за дверей не слышно было голосов. Не горел свет. Лишь по одной свече стояло на подоконниках в каждом доме. И, рожденные их неровным светом, под окнами извивались и сплетались в клубки тени. Казалось, это дома тянут свои когтистые лапы к девочке. И она старалась не смотреть на тени, не заглядывать в пустые окна.

Ветер трепал ее плащ и щипал глаза, так что по щекам катились слезы. Но Вилли больше не плакала.

– Пойду к тетке Имар, – шептала она сама себе. – Она поможет.

Она повторяла эти слова, когда шепотом, когда громче – в полный голос. И ее собственный голос заглушал и свист ветра, и страх. Страшно ведь, когда? Когда совсем ничего не понятно. А Вилли точно знала, что ей нужно делать.

– Да, к тетке Имар. Она даст огня.

Огарок Последней свечи был еще теплым, воск мялся под пальцами, а может, то наоборот – тепло ее рук растопило его. Вилли несла свечу аккуратно, чтобы не испортить фитилек. Его оставалось всего ничего – до рассвета и только. И девочка несла огарок, словно живого котенка, прикрывая его ладошкой от ветра, как будто защищала исчезнувший огонь.

Дом тетки Имар стоял совсем недалеко, через площадь, с той стороны колодца. Она обошла его по широкой дуге, прижавшись к заборам домов, чтобы даже случайно не увидеть в воде свое отражение – то не к добру. И когда Вилли добралась до частокола Имар, ей казалось, что прошла целая ночь. Темнее стало точно – девочка даже не сразу отыскала засов на калитке. И открыла его не с первого раза. Но это уже скорее оттого, что руки дрожали.

За изгородью девочка почувствовала себя увереннее, пусть даже это была изгородь чужого дома. Но вот она уже тут. Половина пути – самая страшная! – пройдена. Было ли из-за чего так переживать? Эти мысли придали ей сил, и она в два прыжка добежала до крыльца. Оглянулась – не уцепилась ли за подол сарафана какая-нибудь из теней? И, убедившись, что не принесла на порог соседки беды, постучалась.

Тишина.

То, верно, тетка Имар занята приготовлениями к Ночи и не слышит ее…

Вилли постучала еще раз.

Опять тишина.

… а домашние точно знают, что в Самую длинную ночь, никто кроме Хозяйки к порогу подойти не может.

И еще раз.

Что же она. И вправду не слышит? Заработалась?

– Тетушка Имар! – позвала Вилли и сама не узнала, своего истончившегося жалобного голоска. Она бы сама такому никогда не открыла! И все же…

Вилли прильнула к двери, прислушалась – ни шороха с той стороны.

– Тетушка Имар! – снова постучала, совсем как соседка стучала в ее дверь совсем недавно. И позвала в этот раз грознее и настойчивее: – Это я, Виллейна! Пустите меня!

Девочка стояла на крыльце, а вечер подступал. Еще чуть-чуть и ее фигурка будет совсем неразличима на фоне двери, растворится в темноте.