– Наконец-то, – тихо сказал академик, – я давно мечтал схватить за перья этого франта – горлохвата. Что же это у него за такое семя, что его подкладки – куры дают такое плодовитое семейство? А? Значит, так, я беру петуха, а вы – по курице, кролику, и обязательно козу. Барана и свинью, если встретите, не надо. Их в иных местностях другой отряд возьмет. – С этими словами он мигнул фонарем – мозгодавом навстречу вылетавшему из будки псу. Тот свалился на землю. – Так-то. Пусть сторож отдохнет.

Один из спутников всеобъемной отмычкой открыл амбарный замок. Тот, ржаво скрипя, нехотя поддался похитителям хозяйского добра. А в это время Федька Босых еще бодрствовал. Он все перебирал в памяти вечернюю ссору. Верка опять смылась в сумерках из дома. Он знал, что побежала она ни к какой не подружке, а в зал игровых автоматов. С ума сходит жена, хоть час – другой да урвёт, чтобы посидеть за компьютером. Уж двоих пацанят ему родила, а бегает поиграть, будто девчонка. Хотя, конечно, по возрасту молода покуда. Сам покормил сыновей, уложил спать. Дал зерна курам, петуху, свежего сена подбросил козе, кроликам сунул приготовленный женой корм. Вот и она, нате вам, радуйтесь! Ну, сгоряча помахал перед ее лицом кулаком, погрозился. Не беда, не бил же. Вера обидчиво засопела, выпила молока с ржаным хлебом и юркнула в постель. Ему сон не шел. Ни в одном глазу. Он считал про себя до ста, до трехсот. Бесполезно. Вышел в сенцы, покурил. Слышал, как пес Верный гремит в будке цепью. Выпустил во двор кота. Мышковать, видать, побежал. Молодец, подрос, крыс начал ловить. Подумалось Федьке, как хорошо бы в доме иметь свое молоко, и сметану с творогом не прочь. А то магазинное в пакетах невкусное. Да больно дороги нынче коровы. Вернулся в хату, забрался на кровать. Вера посапывала носом, дрыхла без задних ног. Он прижался к ее горячему боку, согрелся. Медленно рождалось желание получить от Верки свое. Желание окрепло, легкая истома туманила ему голову. Сунул левую руку под её рубаху. Так и есть, без трусов легла, знает свою провинность перед ним. Легонько положил теплую ладонь на ее бок. Принюхался. От жены вкусно пахло молоком, хлебом, чем-то родным. Кожа у нее гладкая, ровная, вся она такая жаркая. Он придвинулся совсем близко, погладил пальцами ее пушок, ниже пупка. Верка разомкнула губы:

– Федь, ток ты осторожно, чтоб пацаны не услыхали. Кровать надо новую покупать, эта уж вся изъезжена. Фееддьь…

Федька сдвинул рубаху жены на бедро, прижался к ее мягкому животу. Их горячие губы встретились в жарком поцелуе, пальцы гладили бедра. Он привычным движением ощутил сладкий жар и жажду любви.

– Только тише, Феденька, не скрипи.

Она зубками покусывала его припухшую нижнюю губу, теплая невероятно нежнейшая истома обволокла Федора. Верка сладко постанывала, их поцелуи стали безумными. Внезапный шум в амбаре невольно привлек их внимание.

– Федя, так ведь и петух не своим голосом кричит, и куры кудахчут. Обворуют нас, Феденька! Лихоимцы, никак! – задыхаясь, шептала Вера, пытаясь вывернуться из его цепких объятий.

И ведь выскользнула. Ой, лучше бы она этого не делала. Еще бы сколько-то времени и счастливый Федька сам бы отвалился от нее. Полежал бы рядом на подушке, и поднялся, довольный собой и всем миром. Так нет. Неудовлетворенная страсть бушевала в нем огненной дугой. Он с беспримерной злобой напялил нижнее белье, потом штаны и рубаху, сунул ноги в сапоги и с двустволкой черным ходом вылетел к амбару. Огромные фигуры в блестящих комбинезонах несли кудахчащих кур, истошно голосящего петуха, кроликов и волокли козу.