В представлении многих обывателей разведчики – это нечто загадочное, особая каста среди военных, буквально суперлюди, обладающие совершенно нереальными способностями просачиваться сквозь стены, проходить сквозь непреодолимые препятствия, становиться невидимками там, где это требуется, а если потребуется – полностью перевоплощаться в своих врагов, так что эти самые враги за своего примут. Знать их язык, психологию, образ мыслей, мотивы поведения. Становиться ими… чтобы в итоге устроить громкую диверсию в стане противника.

«Если слишком безупречная репутация – значит, шпион».

Да, если ты разведчик в тылу врага, над собственной легендой и имиджем следует очень хорошо поработать, чтобы даже таких подозрений ни у кого не возникло. «Истинные арийцы» вроде Штирлица из широко известного советского фильма до сих пор будоражат умы, вызывают восхищение и некоторый страх – это же надо так уметь владеть собой, чтобы ни разу ничем себя не выдать!

Но есть в этой профессии люди, о которых даже не говорят. Люди-тени – те самые «невидимки». И это не одиночки, а члены диверсионно-разведывательных групп – ДРГ. Сложной системы, в которой каждый – взаимозаменяемый винтик. Каждый вроде бы сам по себе, но все действуют слаженно и чётко ради единой цели – выполнить боевую задачу любой ценой. Это, без преувеличения, те самые суперлюди, с одной лишь оговоркой – они всё-таки люди. И каждый пришёл на эту очень своеобразную, полную опасностей службу своим путём. И у каждого были свои причины и мотивы пройти нелёгкую подготовку, навсегда его изменившую, что-то оставив позади, а что-то взяв с собой в самых потайных уголках памяти. И у каждого остаётся за душой что-то своё, тщательно скрываемое от посторонних глаз…

Приоткроем же самый краешек завесы и взглянем на людей, отправляющихся в эту холодную неуютную ночь в город, куда им открыто путь заказан.

Итак, командир группы – капитан Фёдор Можейко, позывной «Старик». Позывной, который никому ни о чём не говорил и не давал никакого представления о личности офицера. Стариком он не был – достаточно было взглянуть на его молодое и довольно привлекательное лицо с тонкими чертами и не обращать внимания на раннюю седину, которую он сам объяснял наследственностью, мол, все у них в роду седели рано. Было ли это правдой, либо он скрывал какие-то жизненные передряги, в которые приходилось попадать, никто не знал. Откуда он родом, никто не знал тоже, не любил «Старик» рассказывать о себе. Обычно происхождение можно обнаружить по говору, каким-то специфическим словечкам. Фёдор Можейко изъяснялся на безупречном литературном русском языке, однако без характерного московского или питерского акцента, что не давало возможности заподозрить в нём залетевшую к ним столичную птицу. Кто-то когда-то предположил, что он был школьным учителем до войны, на что Фёдор ответил, как отрезал: «Не был».

Никто ни разу не слышал, чтобы командир в свободное время общался по телефону с родными. В увольнениях ни к кому домой не спешил. Писем не писал. В общих разговорах он почти не участвовал. У подчинённых вызывал уважение вместе с некоторой опаской. Если у кого-либо возникала какая-нибудь проблема – помогал. Молча и без лишних слов. Впрочем, лишний раз со своими проблемами к нему старались не обращаться – оставляли это на самый крайний случай. Не то чтобы боялись, просто считалось дурным тоном лишний раз беспокоить командира вопросами не по делу.

Один из двоих автоматчиков – Игорь Полёвкин, «Философ», был коренным мариупольцем. В Донецк уехал давно – поступать в Донецкий национальный университет. Поступил – и остался навсегда. «Не люблю я свой родной город», – не раз честно признавал в разговорах Игорь. За всё время учёбы приезжал домой изредка, на выходные, помогал матери по хозяйству и в понедельник с радостью уезжал обратно – только пятки сверкали. Школьные товарищи его рано обзавелись семьями, кто-то спился, кто-то тянул привычную унылую лямку под названием «дом-семья-работа», и Игорь, в общем, догадывался, что его ждала бы такая же грустная судьба, вздумай он остаться после школы в родном Мариуполе. Причём, возьми по отдельности эти понятия – дом, семья и работа, – вроде бы ничего плохого в них и нет, даже наоборот, но в исполнении знакомых Игоря Полёвкина всё это выглядело настолько бездарно и беспросветно, что обзаводиться всем этим он решил когда-нибудь попозже и не на малой родине. Удивительно, что теперь, когда ему приходилось говорить об этом, он неизменно встречал глубоко понимающий взгляд голубых глаз снайпера Юлии из Полтавщины – тех краёв, где семья, род, «батькiвська хата»