– Понимаешь, мне кажется, Элогим чувствует свою ответственность за людей. Он создал их с помощью Прометея и теперь не оставит без своей опеки, пока не увидит, что они на верном пути, или не поймет, что больше не в силах позитивно влиять на их жизнь.

Арей скептически покачал головой:

– Сомневаюсь, – сказал он. – Ты уверена, что он не задумал новый эксперимент или не желает продолжить старый… Вот что, ты где собираешься остановиться?

– У тебя, – не задумываясь, ответила Афродита.

– У меня однокомнатная квартира в старом доме на Большой Житомирской. Комната семнадцать метров, зато вид – закачаешься. Окно выходит прямо на Пейзажную аллею. Но, конечно, это не мои римские хоромы, – усмехнулся Арей.

– Да, древнеримские учителя – например, Сенека – жили получше, – вздохнула Афродита. – Я и говорю: нас не устраивает то, что здесь творится. А насчет жилья не волнуйся. Я не из привередливых.

Арей вспомнил их последнюю встречу в Иерусалиме, небольшую кухоньку, спящую женщину в углу, храп десятка людей в соседней комнате.

– Что ж, тогда – милости прошу, – отбросил он все сомнения.

Они вышли из школы, сопровождаемые напутственным благословением вахтерши и не задумываясь направились вверх, в сторону церкви, названной в честь Арея.

– Люблю я этот город. Сколько уж лет здесь, а все не надоедает, – сказал Арей, задумчиво глядя вдаль, на открывшийся простор левобережья. Афродита шла рядом, держа его под руку, и он тесно прижимал ее крепкую ладошку к своему телу, словно боясь упустить ее.

– Ты с самого начала здесь? Как в Риме? – Чувствовалось, что Афродитой тоже овладело мечтательное, лирическое настроение, навеваемое своеобразием улицы, которой они только что поднялись наверх.

– Тю. Гораздо раньше… Мы пристали к берегу именно здесь, в этом самом месте. – Он указал рукой туда, где далеко внизу, вдоль набережной, бежали маленькие машины и незаметно перемещались карликовые пешеходы. – Там был лес, бурелом, дикие звери и до зубов вооруженная засада. После схватки, тяжело раненный, я поставил на склоне крест с памятной надписью. От креста сегодня ничего не осталось, зато надпись воплотилась в этом городе… Потом я ушел в Патрах, где меня распяли ахейцы, и тогда тоже был конец ноября, ровно две тысячи лет назад.

Афродита покачала головой:

– Ненормальный. Нужно было улететь с нами. А ты зачем-то решил остаться…

– И ни разу не пожалел об этом. Я продолжал заниматься интересным делом. Что-что, а скучать здесь мне никогда не приходилось. Иногда, конечно, мучило одиночество, и это, надо сказать, переносить было непросто. Чтобы отвлечься, я начал исследовать возможности трансформации сакральных знаний, развлекаясь тем, что исследовал героев местного фольклора: вурдалаков, домашних и болотных кикимор, а также разнообразных леших в окрестных лесах.

– Хм. Интересно было бы познакомиться с вурдалаком. Или с Кощеем. Ведь, судя по сказкам, он тоже вроде бессмертен, – сказала Афродита.

– Вряд ли знакомство с Кощеем тебе доставило бы удовольствие. – Арей скорчил страшную гримасу. – Пренеприятная личность. К счастью, он покинул пределы нашей вселенной и вряд ли здесь когда-нибудь появится… – Он задумался, вспоминая былое. – Но что это мы все обо мне да обо мне. Расскажи лучше, что нового на Этерне.

– На Этерне… Теперь там всем заправляет Саваоф. После бурных перемен опять все остановилось. Бессмертным пришелся не по вкусу беспорядок и неудобства, которыми сопровождались перемены, и они снова голосуют за стабильность и комфорт. – Она разочарованно махнула рукой. – Элогим опять занялся наукой, и его потянуло на Землю… По правде говоря, ему еле разрешили. С условием, если что-нибудь снова пойдет не так, если будет хоть малейшее осложнение или опасность для бессмертного, наблюдатели, прилетевшие с нами, немедленно возвратят экспедицию, и это будет последнее посещение Земли. А все потому, что бессмертие опять провозглашено наивысшей ценностью на Этерне. Прометея оставили на Этерне – как заложника, что ли… Но он, молодец, сколачивает оппозицию, думает баллотироваться на выборах.