Занося предпоследний, уже в пещере Кондаков споткнулся, выпустив ставшую неимоверно тяжёлой из-за накопившейся усталости, ношу. Ящик грохнулся на камни, с треском разломившись, заставив солдат отпрянуть в стороны: были уверены – внутри боеприпасы. Когда в свете факела блеснули вывалившиеся под ноги слитки, Кондаков опешил. Трясущейся от усталости и возбуждения рукой поднял гладкий брусок. Золотой свет проник через глаза внутрь, помутив разум, зачернив душу. Он никогда не видел такого богатства, и тут – нате вам! Вот оно, само в руки пришло, надо всего лишь удержать, цепко, не разжимая пальцы! Присев, зачерпнул горсть рассыпавшихся монет. Тускло поблескивающий металл завораживал, опьянял, увлекая за собой в бездонную пучину безумства. А если и в других ящиках золото? Как это всё унести? Отчего так кричит штабной? Образованный, а не понимает – тут на всех хватит. А при чём здесь они? Почему я должен с кем-то делиться? Положить здесь всех, и дело с концом.

– Встать! Смирно! Кондаков, приказ не слышал?!

– Кончились твои приказы, ваше благородие! Отойди от греха подальше! Хватит, навоевались!

Привычным движением потянулась рука к ружейному ремню. Не тут-то было, неспроста, видать, ушлый капитан велел винтовки у дальней стены поставить. Сука, обезоружил, а сам наган вытащил. Неужто Антип меня заарестует? Вот дурень! Точно, когда успел винтовку взять? Раскомандовался, увалень деревенский!

– Встать! Пошёл!

Злой взгляд скользил с золота на офицерский наган, на Авдеева, вновь возвращаясь к золоту. Не удалось…

– Дурак ты, Антип! Тут же… – пришлось нехотя подняться.

– Топай, Кузьма, топай! – слегка подтолкнув сослуживца штыком, резко развернулся, со всей мочи ударив офицера прикладом под дых. Согнувшись, тщетно пытаясь схватить ртом воздух, вцепился в приклад, но удар сапогом в лицо от подскочившего Кондакова повалил навзничь.

– Умолк. Что будем делать?

– Как что? Берём всё, и уходим!

– А второй?

– Этого завалили, того и подавно, – золотая лихорадка перекинулась на Авдеева. Прислонив винтовку к стене, жадно рассматривая монеты, цокая языком, беспрестанно повторял: – сколько здесь всего, сколько всего?! Нет, ты посмотри, сколько золота! Сейчас порешаем щенка, погрузим всё обрат-но – и домой! На всю жизнь хватит! Сколько всего…

– Ты Антип, как был дурак, так дураком и помрёшь! Ну, вынесем, погрузим, офицерика к праотцам отправим. А дальше? Как схоронить всё, и где? Куда ты это вывезешь?

– А как быть-то, Кузьма?

– Здесь оставим, до лучших времён! Место заприметим – у него карта имеется, а когда всё уляжется…

– Это когда будет.

– Скоро. Комиссары, вишь, как прут! Через год вернёмся, и всё вывезем, по-тихому.

– Ты чего это винтовку взял?

– Чего, чего? Ничего! Тащи ящик к остальным, я за их благородием присмотрю.

Одному справляться с тяжелым грузом трудно и несподручно. Кряхтя, чертыхаясь и тихо матерясь, потащил разломанный ящик вглубь пещеры, не уследив, как Кондаков сунул часть рассыпавшегося золота в заплечный сидр. От отчаянной беспомощности мгновенно завладеть свалившимся богатством проснулась классовая ненависть: злым пинком привёл офицера в чувство.

– С этим что делать?

– Так пристрелить придётся.

Звук передёрнутого затвора заглушил шорохи у входа.

– Павел Витальевич, отчего так долго?

– Тихо! Загороди золотопогонника. Всё нормально, господин подпоручик!

Держа револьвер в руке, Евгений продвигался почти наощупь – со света глаза плохо видели в темноте. Освоившись, наткнулся взглядом на чёрный «зрачок» винтовки.

– Что происходит?

– Не шуми, ваше благородие, сейчас либо мы вместе, либо каждый своей дорогой: мы на волю, ты на небо. Гляди, – поддев носком сапога мешочек с оттиском двуглавого орла на грубой материи, подтолкнул к подпоручику и, взяв оружие наизготовку, опёрся о стену, – только левольверик Антипу отдай, от греха подальше.