– Какой же она нашла выход у меня?

– Это мы и пытаемся понять.

– Ты говоришь, зависть порождает злость. Не припомню, чтоб я завидовал… А если злость от тупости начальника, от непрофессиональных действий подчинённых? Как прикажешь реагировать? Молча сносить весь абсурд происходящего?

– Если ты прав – гнев не поселится в тебе.

– А что поселится? Любовь к невеждам?

– Хорошо, но почему ты так уверен в своей правоте?

– Потому, что истина одна.

– Ты нашёл ответ на библейский вопрос: что есть истина?

– Истина в правде.

– Да? Но ведь у твоего оппонента своя правда.

– Правда на то и правда – она одна.

– Ну, ещё великий Бомарше сказал: правда у каждого своя. Поэтому и точек зрения столько, сколько людей на свете, если не больше. Допустим, ты прав. Но ведь сейчас ты не будешь отрицать, что рассержен? Как можно быть адекватным в таком состоянии? Когда ты раздражён на ситуацию, ты уже в ней, она не подконтрольна тебе, ты не видишь всю картину. Поле боя можно лицезреть, лишь приподнявшись над ним. Кто прав, тот всегда спокоен, ибо чувствует уверенность внутри себя, будто его кто-то поддерживает. Этот Кто-то и есть Бог.

– Ты хочешь сказать, завистник живёт без Бога?

– А как ты думаешь, в зависти есть любовь?

– Нет.

– Бог – это любовь, если в человеке нет любви, значит, в нем нет Бога.

– А куда он делся?

– Это я и хочу понять. Куда ты спрятал своё божественное начало и когда это произошло?

Внезапно спесь покинула Камаргина, он вдруг сник и задумался.

– Паша, я устал. Давай отложим этот разговор.

– Это хорошо. Усталый человек меньше глупостей делает, больше думает. Давай отложим.

После второй капельницы спал без сновидений. К обеду пришла Наташка, принесла вареники, куриный бульон и его любимые мандарины.

– Звонил твой шеф… что ты сморщился? Передавал привет, просил не беспокоиться: у них всё по плану, он лично держит ситуацию под контролем.

Его «личный контроль» и порождает ситуации! Надо же всё свести, точно установить проекторы, выверить освещение, подобрать кадры, да так, чтоб не перепутать, всё синхронизировать с другими службами… Вдруг отметил: мысли пронеслись автоматически, без злости и раздражения, которые испытывал в последнее время, думая о Валерии Ивановиче.

– Пожелал скорейшего выздоровления, посетовав, мол, думал – у него давление серьёзное, поэтому тебя на совещание отправил, а вышло вот так. Знаешь, мне показалось, ему было неловко.

– Неловко спать на потолке.

– На потолке спать неудобно. А ему было неловко, но если тебя это раздражает, давай поговорим о другом.

– Как ни странно, не раздражает, но давай сменим тему.

– Я думаю, после выписки надо съездить отдохнуть, – увидев возражающий взгляд, тихо продолжила, – работа никуда не денется, а жизнь…

– Я умирать не собираюсь.

– Надеюсь! Но жизнь, Коля, это не отсутствие смерти, это то, чем ты наполняешь себя, своё время, свою душу. И если в ней одна работа и нет радости…

– А если работа в радость?

– Значит твоя жизнь – это работа… а я?

– Наташа, я работаю для тебя!

– Странно… говоришь – всё для меня, но стоит мне чего-нибудь попросить, ответ один – «потом». Ты всю жизнь делаешь только то, что хочешь сам. И если работа у тебя на первом месте, значит тебе с работой лучше, чем со мной, – как ни старалась, не удалось незаметно промокнуть выступившие слёзы давно сдерживаемой обиды, – может, у тебя работой кто-то другой зовётся?

– Ты чего?

– Нет, ты скажи, скажи! Я пойму. Скандалов не будет, соберу вещи и уйду, не стану вам мешать! – Это было неожиданно и нелепо. – Чего ты смеёшься?!

После того случая с дядей Ваней он часто выходил из неловких ситуаций через смех. Но сейчас было действительно смешно.