– Да? – радости Камаргина не было предела, – но постой, я же с ними говорил.
– Ты и в детстве воображал, как с ней разговариваешь.
– Но тогда она была девочка, а я увидел взрослую женщину.
– Сколько лет прошло? В паспорт давно заглядывал? Естественно, она повзрослела. Её детский образ отразился проекцией в твоём подсознании. Согласись, было бы странно, открой тебе девочка восьми лет. Она в твоей голове тоже «выросла».
– Я о ней уже лет сто не вспоминал.
– Старик, да кто его знает, – костяшки пальцев простучали по темени, издав звук кастаньет, – что там происходит, минуя наше, так называемое, сознание.
– Так ты думаешь, это всё…
– Да! И выброси это из головы. Твой диагноз – переутомление, не более того. – И другим, нарочито официальным тоном, сохраняя маску важного медицинского светила, обратился к вошедшей медсестре: – Зина, мы закончили, начинайте. – Выходя, посмотрел на друга, весело прыснул, «не доиграв» серьёзности момента, – симулянт!
Капельница подействовала сразу. Силой воли пытался контролировать процесс, удерживая мысль в сознании, но под воздействием лекарства она множеством мелких ручейков растеклась по бесчисленным, нескончаемым лабиринтам мозга, отключая на своём пути все источники жизнедеятельности. Веки отяжелели, тело безвольно расслабилось, погрузив хозяина в глубокий сон.
Он вновь стоял перед этим домом!
Пружина тяжело поддалась. Залитые мягким, струящимся сквозь цветные стёкла, светом, лестничные пролёты с чугунными перилами огибали квадратный «колодец» подъезда. Ошеломлённый, медленно поднялся на четвёртый этаж, рассматривая изысканную лепнину на стенах и потолке.
Где я? Как всё это вместилось в малогабаритную «хрущёвку»?
Гулким эхом прокатился по этажам звук открывающегося замка. Дверь соседней квартиры на мгновение приоткрылась, выпустив сквозь щель вползшее в грудь бессознательное, сосущее под ложечкой неприятное чувство опасности. Квартира номер десять.
Подняв плечи, чувствуя на спине следящий взгляд, подошёл к «своей» двери. Нерешительно позвонил.
Открыла Юлия. Та, с которой учился в институте, которую любил, хотел жениться… Странно, прошло двадцать пять лет, а она ничуть не изменилась. Девушка посмотрела грустным взглядом матери – «почему?» – и просто сказала:
– Заходи.
– Как спалось? – с утра Нагиба был энергичен и бодр.
– Я опять там был.
– То есть?
– Тот же дом, подъезд другой, вместо Ани – Юля.
– У тебя в каждом подъезде по девчонке?
– Нагиба, мне не до шуток. Подъезд тот же, но… там всё по-другому.
– Странная у тебя реакция на лекарство. Обычно люди после капельницы спят крепко, без сновидений… Ты вчера не всё рассказал. Давай повторим. И начни чуть раньше.
Камаргин никогда не страдал косноязычием, зачастую подчёркивая это на различных заседаниях: «Слава Богу, Господь наделил меня способностью ясно выражать свои мысли» – мол, если до кого не дошло, не моя вина, сами, пардон, туповаты. На одном из совещаний его переспросили: «Николай Сергеевич, вы действительно полагаете – Господь наделил вас способностью ясно выражать его мысли?» Камаргин вначале не понял, но, «отмотав» свою фразу, рассмеялся: «А что вас удивляет? Всё от Бога, и мои слова лишь проводники его мыслей». Но себе признался – выглядел глупо, вычеркнув сей постулат из своей речи раз и навсегда.
Сейчас Николай Сергеевич не мог даже начать разговор. Всё запуталось. И дело не в его состоянии: лекарство хорошо «промыло» мозги – голова соображала чётко и ясно. Дело в другом: он не знал, с какого конца ухватить эту «нить Ариадны», как размотать спутавшийся клубок, не разрубить Гордиев узел, а распутать, пройдя по бесконечным лабиринтам памяти так, чтобы не только Пашка, но и он сам понял происходящее с ним.