Тут уж кому как повезет.
Зная об этом, сумеешь ты подчинить подсознание себе, или оно одержит верх над тобой?
Так говорила Сонора, когда впервые объясняла мне суть моих видений и рассказывала обо Всем. Впоследствии я много раз вспоминала именно этот, самый первый разговор, навсегда изменивший мою жизнь.
Существа, которые, как оказалось, живут среди нас, более того, живут в нас – людях – своих носителях, питаются нашей энергией… такое услышишь не каждый день.
Тогда же я приступила к изучению знаменитой книги Вершителя, которой Сонора и другие ясновидцы завладели вскоре после вторжения агридов на Землю.
Я закрываю глаза и зрительно вспоминаю каждую страницу. Каждую мелочь и деталь. Помню, какая погода стояла за окном, какая музыка звучала за стенкой, пока я впитывала каждое слово. Ведь от того, насколько внимательно я читала текст, зависела моя жизнь.
Помню, например, как из первой главы я узнала о том, что растения, так же как и люди, обладают сознанием, чувствами, и их жизненная энергия (разумеется, не в такой степени как человеческая, но все же) может служить источником питания для агридов. Но только человеческая энергия способствует долгожительству агридов, потому они и живут в нас…
В той же главе говорилось о том, что люди заблуждаются, называя «порчей» обычное, по сути, разрушение ОБЕРЕГА – специального защитного поля, которое есть у каждого агрида, и после разрушения которого, агрид становится доступнейшей жертвой для своих сородичей.
Приписка в конце главы гласила:
Хотите избежать укуса агрида?
А) Не показывайте другим своих эмоций.
Б) Не рассказывайте другим о своих мыслях и чувствах.
В) Не подпускайте никого близко.
Г) Никто и никогда не должен вас касаться. Никто и никогда…
Глава 5
Достав из кармана ключи, Агата начинает открывать дверь. Вдруг замирает и прислушивается: из-за дверей доносится пьяная ругань и звон разбиваемого стекла.
Мир и покой в ее доме – редкость…
Агата быстро заходит, пытаясь оценить обстановку: отец в комнате, как обычно пьяный в стельку.
– Мам?! – заглянув в спальню матери и не найдя ее там, Агата идет на кухню, нащупывает рукой выключатель. Желтая тусклая лампочка освещает неуютную обстановку, груду разбросанных пустых бутылок и женщину, которая курит, облокотившись на подоконник.
В школе, где мать Агаты когда-то преподавала русский язык и литературу, ее уважительно называли Анной Сергеевной. Сейчас зовут Аней, словно считается чем-то неестественным обращаться к продавцу по имени и отчеству.
Анна не оглядывается несмотря на то, что слышит, как вошла ее дочь.
«Мам, ты в порядке?» – Агата лишь представляет, как задает этот вопрос, глядя на острые плечи, на преждевременно поседевшие, редкие волосы матери… и не может спросить. Голос словно покидает ее.
– Не ходи здесь. Осколки… – Анна приоткрывает дрожащие губы. – Сейчас уберу.
– Не надо, я сама.
Агата приносит веник с совком, убирает осколки. Выходит из кухни, испытывая скользкое, ядовитое чувство – стыд: за себя, за маму, за отца; за долгие годы, превратившие троих людей в чужаков, живущих под одной крышей; за то, что в их семье не принято делиться новостями, собираться за общим столом, даже здороваться.
Бессилие и невозможность что-либо изменить, преодолеть внутренний барьер и просто сказать теплое слово близкому человеку, гонит Агату в ее комнату – в убежище, единственное место, где она может укрыться от всего мира.
Уткнувшись лицом в подушку, она чувствует как под веками скапливаются жгучие слезы. Ей не хватает одного маленького толчка, чтобы расплакаться. И тут она в мельчайших подробностях вспоминает лицо Лазаревой: «НЕУЖЕЛИ ВЫ САМИ НЕ ЧУВСТВУЕТЕ, ЧТО ВАШИ ОТНОШЕНИЯ С МОИМ СЫНОМ ДАЮТСЯ ЕМУ С ТРУДОМ?»