– А до меня кому-нибудь есть дело? – перещелкнув несколько каналов, Агата выключает телевизор и отбрасывает пульт. – Позвонила бы Нелли. Уверена, она с радостью тебе поможет. Почему ты ее избегаешь? Она постоянно о тебе спрашивает.

Анна ухмыляется:

– Спрашивает она… Благодетельница.

Агата устало прикрывает глаза и делает над собой усилие:

– Хорошо. Утром я зайду в кондитерскую, сделаю заказ, пироги доставят на дом. А после экзамена буду тебе помогать. Годится?

– Возьми деньги.

– Убери свой кошелек. Отец и так все из дома выносит, еле концы с концами сводишь. Есть у меня деньги.

– Ну, тогда спокойной ночи, – Анна поднимается и идет к двери.

– Спокойной ночи. И позвони Нелли.

– Нашла бы себе нормальную профессию, жила бы как все, – добавляет Анна в дверях, обернувшись через плечо. – Художница… Мне было бы смешно тратить время на такое.

– Конечно, ты ведь большой знаток того, как именно нужно тратить время.

Анна выходит, не ответив. Агата включает лампу, садится за мольберт и принимается бесцельно водить карандашом по ватману. Через несколько минут линии складываются в рисунок: роскошная гостиная, посреди которой находится кошка с изогнутой спиной, окруженная недоумевающими людьми. Агата работает над рисунком, даже не замечая, что давно плачет навзрыд.

«Голубой – страх. Зеленый – спокойствие. Фиолетовый – гнев».

– Оберег меня выдаст, все бестолку! – Вира отчаянно пытается изменить цвет полупрозрачной оболочки, которая окружает ее тело. Чтобы расцветка оболочки изменилась с небесно-голубой – выдающей страх Виры, на зеленый – цвет спокойствия, ей необходимо взять свои эмоции под контроль, перестать волноваться, но Вира впервые в жизни не в состоянии этого сделать. Услышав хлопок входной двери, Вира вздрагивает и замирает. В прихожей загорается свет, раздаются неторопливые, твердые шаги. Входит хозяин квартиры: высокий, сутулый мужчина с хмурым лицом. Ему можно дать около тридцати, но в его пепельных, почти стальных глазах, есть нечто неестественное, что добавляет ему лет двадцать, а то и тридцать сверху. Оболочка, окружающая тело мужчины, излучает мерное изумрудное сияние.

– Г-где ты был, Гектор? – Вира изо всех сил старается не дрожать.

Гектор молча проходит по комнате, даже не взглянув в сторону гостьи. Всем своим видом он дает понять, что недоволен.

– Сегодня у тебя поиски, забыл? – Вира задает второй вопрос, не получив ответа на первый. Мысленно она проклинает себя за то, что все это затеяла: «Теперь уже поздно… Придется все ему сказать».

– Ты что-то хотела? – спрашивает Гектор, стягивая часы с запястья. – Я ложусь.

– Будешь спать в одежде?

– Тебе-то что?..

– Надеюсь, ты не меня стесняешься?

Будто не услышав, Гектор поворачивается к Вире спиной, заводит метроном, ставит его на прикроватный столик, как есть – в куртке и джинсах, ложится на постель, подкладывая длинные пальцы под голову и медленно закрывает глаза.

– Что ты с собой делаешь? – Вира не отрывает взгляд от Гектора. – Зачем так себя изматываешь? Тебе ведь нужно… совсем другое.

– Позволь мне самому решать, что мне нужно, – басит Гектор в ответ, не открывая глаз. – Ты за этим пришла? Я ведь, кажется, просил тебя не приходить сюда, как к себе домой.

– Я беспокоилась.

– Не стоит.

– Завтра годовщина смерти Вадима. Второе июля. Ровно десять лет прошло. Мы с Сонорой собираемся навестить его родителей. Не хочешь составить компанию?

– Хочу. Составлю. Только будь добра, уйди. Ты меня отвлекаешь.

– Ну, Вадим был прежде всего твоим другом…

– Моим, моим…

– Не зря ведь ты так печешься о его сестре…

– Вира, что тебе нужно?