– Ты что, коммунист?

– Нет, конечно! Почему?

– Будь эта майка еще краснее, я бы тебя точно пристрелил, погоняв по лесу пару часов.

Джей попытался сесть в кресло, но Эрни резко свистнул и показал на его руки и лицо.

– Мыло на кухне возьмешь.

Джей поплелся обратно в дом с максимальной неохотой на лице и в походке. Он не шел, а шаркал ногами.

– Пол мне там не исцарапай. – Эрни не оставил без внимания и это.

Джей вышел на крыльцо, покрутил мылом перед Эрни, чтобы показать, что вот оно, и также лениво пошел к колодцу за водой, чтобы умыться в тазике за домом.

– Ну молодец, еще есть надежда. Ты знаешь, как выглядит мыло.

Через несколько минут умывшийся и демонстративно вернувший на место мыло Джей без особого интереса спросил:

– Теперь можно?

– Вообще нельзя, но я разрешаю, садись, сынок. – Эрни снова ухмыльнулся и слегка посмеялся на слове «сынок».

– Твоя бабушка вдарила бы гораздо сильнее, просто чтобы ты знал. Может, если у тебя там еще в головешке что-нибудь болтается, пойдешь и поможешь своему папаше настроить или включить что бы там ни было. Он ведь для тебя сюда приперся, измазался в дерьме и вообще рисковал своей жизнью.

– Он сказал, что справится сам.

– Так посиди рядом, чтобы у него нервы не сдали и он не сломал там…

Эрни не успел договорить, как в доме прозвучал резкий хлопок, остановился генератор и что-то тяжелое упало на хлипкий деревянный пол. Джей резко обернулся. Из комнаты, где находился Ронни, доносилась какофония из стонов и ругани: он уронил телевизор себе на ногу после того, как взорвался экран. Эрни спокойно, почти шепотом сказал:

– Ну вот. Обосрался чернозем.

Ронни начал кричать на весь дом:

– Да что ж за еб твою мать, кусок дерьма в куске говна! Зачем мне вообще все это сдалось, зачем я согласился? Идет все это говнище на хер!

Ронни с ключами и курткой в руках выскочил на крыльцо. Он хотел уже направиться к машине, прежде чем Эрни его остановил:

– Стоять, белый глаз! И куда ты собрался? Снова насрал, а разгребать за тебя кому-то? Потом скажешь, что все это не помнишь и что не хотел оставлять здесь сына?

– Джей, поехали, пусть остаются здесь, в своем тесном белом кругу. В этом сарае!

Эрни хотел встать, но сдержался.

– Ты ебаный расист! Дерьмо-клоун-клановец!

Старик подавился слюной и стал откашливаться. Получив шанс высказаться, Джей на удивление спокойно сказал сквозь кашель деда:

– Я не поеду, пап, давай останемся здесь. Здесь можно погулять, а высадку и по радио послушать можно, потом еще сто раз повторят. Да и обратно без мамы ты не проедешь. Здесь много раз машины бросали на полпути. Верно, деда?

Эрни постучал себя по груди, сплюнул в старую банку из-под супа и заговорил с легким приступом гордости:

– А то! Ты отсюда и выехать-то сам не сможешь, и пешком не дойдешь – увязнешь, потеряешься и обосрешься по дороге.

Старик еще раз откашлялся и, сменив тон на более повелительный, заговорил крайне медленно и членораздельно:

– Давай начистоту, я не в диком восторге от того, что ты здесь, но здесь моя дочь и мой внук. Так что, испортив мне день своим присутствием, хотя бы не порти его парню своим отсутствием.

Ронни стал приближаться к Эрни и тыкать в него пальцем.

– Ты старый хрен в непонятном месте, в разваливающейся хибаре с кучей старья, которое ты называешь оружием! Это не дом, это гребаный гроб с неоткидывающейся крышкой! Ты смеешь меня оскорблять, угрожать мне при сыне, смеяться надо мной и после этого имеешь наглость говорить мне, что делать?

Ронни был в шаге от кресла Эрни и готов был кинуться на него, когда старик выхватил револьвер из-под сиденья и взвел курок.