И, словно читая мысли Галины, мать лейтенанта Королькова своими дальнозоркими глазами смотрела туда же, где, вытянув ноги, лежала мертвая кобылица.

– Ко всем пришла беда, – вздохнув, сказала она и подняла глаза к небу. – Одному воронью праздник-пир. Ишь, кружат, окаянные…

И в тот же момент, открыв правую дверцу, из кабины высунулся подручный шофера, молоденький боец с облупленным носом.

– Следите за небом!.. – крикнул он охрипшим голосом. – Как увидите самолеты – стучите по крыше кабины. По команде «Воздух» – всем слезать с машины и ложиться в кювет справа. – Сказал и сильно хлопнул дверью газика.

Проехали еще километров пятнадцать. Несколько раз колонна останавливалась из-за пробок.

Галину стало клонить ко сну. От тряски и запаха бензина слегка поташнивало.

Дочка старшины Балабанова, сморенная полуденным зноем и монотонным гулом мотора, сладко спала на руках у матери. Ее старший братишка Ваня, уже успевший потихоньку втайне от матери «по-братски» разделить кусок жареной курицы со своим неразлучным дружком Валеткой, тоже боролся со сном: боялся, как бы непоседливый Валетка не вскочил на узлы и не спрыгнул с машины на дорогу.

К полудню сломил сон и Валетку. Растянувшись на прогретой солнцем крышке чемодана, обитого черным дерматином, он блаженно спал кверху животом, подняв к небу полусогнутые, расслабленные лапы. На его голый розоватый живот время от времени садились мухи. Ваня, чтоб не разбудить Валетку, осторожно сгонял их березовой веткой. Еще две женщины, которых Галина увидела впервые в прошедшую ночь на плацу военного городка, тоже не спали – оберегали сон своих задремавших детей.

На ухабе, образованном плохо засыпанной воронкой от бомбы, машину сильно тряхануло. Галина, ударившись спиной об угол чьего-то чемодана, проснулась. Открыв глаза, увидела перед собой усталое и еще больше постаревшее лицо матери лейтенанта Королькова.

– А ты, доченька, немного уснула… – сказала она и улыбнулась той светлой улыбкой доброты и ласки, которую Галина видела только у своей матери.

– Устала я… Ведь всю ночь на ногах, – ответила Галина, поправляя сползшую косынку.

– А я вот все думаю. Думаю и никак не найду ответа.

– О чем же вы думаете?

– Все о том же… – Горький вздох матери лейтенанта оборвал ее слова. – И кто только, скажите мне, придумал эти войны? Зачем человек убивает человека?

– Как вас зовут, тетенька? – спросила Галина, глядя в глаза пожилой, уже почти совсем седой женщины, которая смотрела мимо нее, через плечо, куда-то далеко-далеко, словно там, в облаках, она искала ответ на мучивший ее вопрос.

– Зовут меня Степанидой Архиповной, доченька. А сыночка моего, с которым я сегодня простилась, зовут Алешей. Без отца вырастила. Один он у меня на белом свете. Сам-то погиб в Гражданскую, под Волочаевкой. Небось читала книгу Фадеева «Разгром»?

– Как же, в школе проходили, очень хороший роман, – ответила Галина, заметив, как по лицу Степаниды Архиповны проплыли серые тени.

– Нет, доченька, это не роман. В романах все больше выдумывают. А в этой книжке – правда. Мой Николушка хоть и был немного старше Саши Фадеева, а воевали вместе. И про него в этой книге написано. Только под другой фамилией.

– Сейчас наши лучшие писатели стараются все больше писать исторические романы, чтобы было в них больше правды, – пыталась поддержать разговор Галина.

– Это-то так… – рассеянно отозвалась Степанида Архиповна, продолжая глядеть в сторону, где остался ее единственный сын. Потом, словно вспомнив вдруг что-то, спросила: – А скажи, доченька, мы, случайно, едем не по Старой Смоленской дороге, как ее называли в старину?