С пультом от кондиционера я разобралась быстро, как и с кофе машиной. Ничего сложного не было. Зря я себя накручивала и боялась. А противный характер босса – выдержим.
Вздрагиваю, когда дверь кабинета Тахировича распахивается. Я на секунду чуть ли не описалась от страха, ожидая, что Шароев выскочит, но вместо него выходят мужчины разного телосложения, в разных костюмах, с разными прическами. Все, конечно, с любопытством смотрят в мою сторону. Некоторые замедляются, но их подталкивают коллеги вперед, чтобы не создался затор. Я, как прилежная ученица, всем вежливо улыбаюсь. Как только за последним мужчиной закрывается дверь, из селектора раздается хриплый голос:
— Инночка, принеси кофе.
Я изумленно смотрю на селектор. Инночка? Фигасе неформальное обращение. С каких пор мы опустили официальный тон, и перешли на фамильярный? Не помню такого, а в договоре не указано, что шеф имеет право так обращаться к сотруднику. Сделаю вид, что не слышала. Оглохла на какое-то время. Сосредоточенно изучаю содержимое ящиков в столе.
Через десять минут распахивается еще раз дверь и нарисовывается Маратович. Злой як черт, все его восточные черты во внешности обострились. Черные глаза готовы меня убить на месте. Страшно, поджилки трясутся, но я, черт побрал, воинственно вскидываю подбородок и, не мигая, смотрю на шефа. Один в поле не воин, паду смертью храбрых.
— Ты глухая или я невнятно говорю? Приказал кофе принести!
— Кофе? Я должна была принести? – строю из себя дурочку. Показательно округляю глаза. – Я думала, вы обращаетесь к своей пассии, - язвлю. – Но кроме меня никого здесь не было, поэтому я подумала, что вы забылись. Так-то меня зовут Инна, но для вас я Инна Викторовна.
— Твое дело не думать, а делать, что тебе приказывают. А как тебя называть, решаю я. Инна Викторовна? – фыркает пренебрежительно. – Еще дорасти до такого обращения, Инночка.
Он не орет. Наверное, лучше бы орал, я чувствовала бы себя более уверенной в своей позе. Марат Тахирович разговаривает со мной непререкаемым тоном, который продавливает, прессует не на шутку. А еще вот этот подчиняющий взгляд. Хочешь – не хочешь, а выполнишь поручение. Шароев уходит, я на трясущихся ногах иду к кофе машине. В голове кавардак. Пытаюсь утихомирить себя, но почему-то каждый раз видя начальство, мне хочется съязвить, подколоть. Эх.… Такими темпами меня уволят.
В кабинет захожу на цыпочках. Несу чашку. Марат Тахирович отвлекается от своих священных дел, наблюдает за мной с непробиваемым выражением на лице. И подойдя к столу, понимаю, что блюдце то не взяла с голубой каемочкой. Смотрю в черные глаза, сглатываю.
— Я забыла блюдце.
— Иди за ним, - смотрит на то, как я думаю, куда поставить чашку.- Мне не нужны разводы на столе.
Черт! Да что за педант. Я оглядываюсь по сторонам, понимаю, что туда-сюда носиться с горячей чашкой такое себе развлечение. Приседаю и ставлю чашку на красный ковер, лежащий от двери к столу начальника. Не оглядываясь, с гулко бьющимся сердцем, выметаюсь из кабинета, хватаю блюдце с каемочкой и возвращаюсь. Поднимаю чашку и гордо смотрю на Тахировича, он смотрит на меня шальным взглядом. Похоже, явно не ожидал от меня такой сообразительности.
— Ты думаешь, что я буду пить ЭТО? – его глаза перемещаются на чашку.
— А что не так? Оно же не на земле валялось, ничего в него не попало, - заглядываю в чашку, ища наличие соринки или еще чего-то в кофе. – Все нормально.
— Иди и приготовь новый! – командует Шароев тихим голосом.
— А можно я этот выпью? Мне всегда было интересно, каково это пить дорогой кофе. Или из барской чашки нельзя пить крестьянской челяди?