На улице возле крыльца стоит черный седан с блестящими боками. Возле машины маячится скучающий водитель, но, увидев нас, вытягивается в струнку.

— В торговый центр! – дает отмашку босс, запихивает меня в машину.

Так, похоже, мой последний час перед смертью откладывается. Смущает навязывание воли. Сдается мне, что без меня сейчас шеф спустить всю мою премию и не моргнет глазом.

— Послушайте, Марат Тахирович, я, конечно, понимаю ваши принципы, что женщина должна выглядеть женственной, но вы понимаете, что я не могу потратить все деньги на одежду. Мне нужно оплачивать жилье, питаться. Если все спущу на тряпки, меня выгонят. Придется ночевать в парке в красивой одежде. Это так бодрит! – очаровательно улыбаюсь, не скрывая во взгляде иронию.

— Не ной, - отмахивается от меня Шароев, как от жужжащей мухи.

Приезжаем в ближайший торговый центр. Меня как котенка вытаскивают за шкирку из машины. Сумка вновь в его руках, нет никакой возможности вырваться и убежать. Проходит мимо доступных брендов, заруливает в дорогущий бутик. Я икаю, так как примерно знаю цены. Плакали мои денежки.

— Секретарь – лицо босса, поэтому ты должна выглядеть дорого, элегантно и красиво. Ясно? – спрашивают меня формально, но я киваю.

Перед нами появляются две миленькие продавщицы. Вежливо улыбаются, заискивающе смотрят на Марата. Меня игнорируют. Мы проходим прямиком в комнату с огромными зеркалами. Меня отпускают, Шароев садится в кресло, закидывая ногу на ногу. К слову, кресло одно, я стою посредине комнаты как манекен. Нет, как кобыла на аукционе.

— Принесите все приличное для нее, - кивает на меня.

Я переминаюсь с ноги на ногу. Меня слегка потряхивает от сдерживаемого гнева и возмущения. Мну пальцы, кусаю щеку, чтобы не ляпнуть что-то этакое. Чувствую себя кобылой на лошадиной ярмарке. Интересно, Маратович будет заглядывать мне в зубы?

Продавщицы приносят костюмы с юбками, платья, блузы. Точнее все завозят. Красиво, конечно, и безумно дорого. Все суетятся вокруг Шароева, показывают ему наряды, комбинируют их. Он смотрит с невозмутимым выражением. Кивает – значит, одобряет, качает головой – значит не подходит. Ему даже не нужно говорить, его слушают без слов.

— Раздевайся! Мерь все, что я выбрал.

— Что? – этот изверг сведет меня с ума. – Прямо тут раздеваться?

— А где? Это примерочная.

— А я без музыки не умею, - не удерживаюсь, ехидничаю. Марат прикрывает на минутку глаза, вздыхает.

— Заканчивай устраивать стендап. Порядком надоели твои шуточки. Или ты боишься, поэтому ведешь себя как идиотка? Раздевайся, никто тебя пока не собирается трахать.… Двигайся, у меня еще есть дела на сегодня.

«Пока не собирается трахать…» Я не ослышалась? Это уже такой прямой намек на мою дальнейшую деятельность в его подчинении? Боязно до мурашек.

— Слушайте, я как-то не думала, что вакансия секретаря подразумевает сексуальное рабство. Вам не кажется, Марат Тахирович, что это ни в какие ворота не лезет? – произношу тоненьким лилейным голосом, пропитанный ядовитым ехидством.

— Иванова! – рявкает Шароев, что я послушно юркаю за ширму и начинаю трясущимися руками расстегивать свой пиджак, блузку. Все снимаю, остаюсь в нижнем белье.

Заглядывает продавщица, с улыбочкой протягивает мне первый вариант. Я улыбаюсь в ответ. Так, Маратович любит платьишки. Цвет трендовый: лиловый. С виду фасон приличный, но все в облипочку. Фигура у меня хорошая от природы. Все нужное на месте и красиво выпукло.

—Ты долго? – слышу нетерпеливый голос шефа.

При моем появлении Тахирович застывает, прищуривается. Разглядывает меня не спеша, лениво. Взгляд задерживается на губах, аж в горле пересыхает. Опускает глаза на грудь. Соски неожиданно начинают ныть. Вспыхивает адское пламя, жар спускается вместе взглядом Шароева. Внизу живота внезапно становится горячо. Хочется свести ноги.