Проснувшись в пять, к шести я извелась. Я решила загладить свою вину пирогами. Раз уж Степану понравился мой борщ, то пироги тоже должны прийтись по вкусу.

Замесив тесто, я принялась за начинку. Печь пироги в русской печи я не умела, но помнила, как в детстве их пекла бабушка, когда она ещё была жива. Это были редкие и чуть ли не единственные приятные воспоминания из детства. Бабушка была строгой, постоянно ворчала, и мне казалось, что она никогда не радовалась нашим с мамой приездам. Правда, пироги у неё получались отменные. Бабушка умерла давно. Иногда я думала: будь она жива, помогла бы она мне, если бы я ушла от мужа? Мать не помогла ни в тот первый раз, когда я прибежала к ней, ни потом, когда я умоляла ее пожалеть меня. В первое время она вспоминала о моем существовании, только когда ей нужны были деньги, а потом даже за ними перестала обращаться. Причину я узнала позже: Денис платил ей неплохие деньги, на которые она могла прилично существовать. Взамен он просил лишь одного — не слушать мой «бред» и звонить ему, если вдруг я снова прибегу. О матери я ничего не знала уже больше пяти лет. Её предательства простить я не могла, а потому она для меня больше не существовала.

Я тряхнула головой, отгоняя дурные воспоминания. Надо заставить себя оставить прошлое в прошлом. Расслабляться было ещё рано, ведь Денис так быстро не сдастся, но пора было поверить, что сейчас, в эту самую минуту я сама по себе. Никто не стоит надо мной с занесённым кулаком. Никто не запирает меня в подвале. Никто не указывает мне что делать.

В интернете мне пришлось поискать, как обращаться с русской печью. Поначалу я даже пожалела, что затеяла пироги. Первую партию я запекла до такой темной корочки, что Денис наверняка собрал бы все матерные эпитеты.

— Хватит! — одернула я себя. — Дениса здесь нет и не будет.

Тем не менее эти, коричнево-чёрные, я решила оставить себе, а вот вторая партия пирожков удалась на славу. И вкусные какие!

Я провозилась с ними долго, и к Степану отправилась, когда стрелка часов приблизилась к четырём. Перед выходом я даже заглянула в зеркало и провела расческой по волосам, приводя их в порядок. Из зеркала на меня смотрела красивая, но изможденная женщина. Так плохо я не выглядела даже с Денисом. Он требовал, чтобы его жена была идеальна, потому что окружающим он показывал красивую картинку. Конечно, кроме тех дней и недель, когда он оставлял отметины на моем теле, которые приходилось тщательно скрывать.

Попытка улыбнуться своему отражению оказалась безуспешной. Кажется, я забыла, что такое улыбаться. Это все нервы! И страх! Нужно брать себя в руки и наконец-то поверить, что я выбралась.

Идти до дома Степана действительно оказалось далеко. Наверное, если бы тропинка шла напрямую через лес, а не уходила петлей в обход, то дорога была бы короче.

К тому моменту, как я сошла на грунтовку, ведущую к его дому, я успела запыхаться, сбившись с дыхания. Внутри боль по-прежнему отдавалась притупленным покалыванием. Ничего, ещё недели три — и перелом срастется. Было бы что-то серьезное, я бы не смогла нормально двигаться, а я почти бегаю.

Все три пса встретили меня радостным лаем. Темна-рыжая сука, которую, я помнила, звали Лесей, завиляла хвостом, бросившись мне навстречу. Видимо, хозяин дал им понять, что я своя.

Псы проводили меня к переднему крыльцу — прошлый раз я попала в дом Степана с заднего — и остались наблюдать, что я буду делать дальше.

Выдохнув, я постучала. Дверь распахнулась почти сразу же. Степан поспешно натягивал на себя футболку. Голый он, что ли, все время ходит, мелькнула дурацкая мысль.