Ты же думал и так, что со мною возможно чудо.

Лабиринт Минотавра. И пара шагов осталась –

Ты не верь в то, что скажут.

Я не вернусь оттуда.




ПИФИЯ


Жалом гекзаметр ранит,

роняя яд.

Те, кто пришли за правдой,

уйдут назад.

Дымом седого лавра

под потолок –

Моими устами отныне

глаголет

Бог.








***

Т.Л.


– С диким волком не сладишь. Не стоит тебе пытаться. –

Мама ищет пути образумить, кусает губы. –

Городская же девочка… Боже, тебе за двадцать,

А мечты до сих пор… Это глупо, серьёзно глупо.


Ты сидишь рядом с ней. Табуретка хрома на ножку,

У стола – сбитый угол, в окно беспощадно дует.

– Если ты одинока, то, может быть, лучше кошку?

Я была у подруги – и видела вот такую!


Ты молчишь несогласно. Неловко немеют руки,

Если вдруг представляешь мех под своей ладонью.

Как же ей объяснить, что дела тут совсем не в скуке?

Как же ей доказать: никогда он тебя не тронет?


Мама в полночь уедет. Такси – никаких трамваев.

Мама ищет пути образумить, но их не будет.

Ты пакуешь рюкзак, ничего здесь не забывая,

И уходишь туда, где ещё не бывали люди.


Городская же девочка, только слегка за двадцать.

Белоснежной тропой, через боль, через пот и слёзы.

С диким волком не сладишь? Не стоило и пытаться?


…Ты сидишь в темноте, привалившись спиной к берёзе.

Дикий волк тебе лижет пальцы.


***


Я могла бы составить кому-нибудь счастье,

Но несчастье получится лучше.

Милый мальчик, прошу, улыбайся почаще –

И меня, может, тоже научишь.


Милый мальчик, ведь ты же и так расточаешь

Эти «просто улыбки» направо–налево.

Улыбнись для меня? Всё равно уже знаешь,

Что бывает жестокой твоя Королева.


У неё постоянно то войны, то казни,

То кого-то помиловать… Или не надо?

Милый мальчик, ты зря меня в общем-то дразнишь.

Я давно при дворе. Я обучена ядам.


Можно лить их в вино, можно мазать перчатки,

Можно, правда, и проще – два колющих шпагой…

Это завтра. Сегодня я вся без остатка

Улыбаюсь тебе. Ну же, хватит отваги?


Улыбнись для меня. Я хочу непременно –

До того, как случатся петля и отрава.

Ты стоишь на коленях, целуешь в колено,

Улыбаешься.

Я в восхищении.

Браво.




***


Это ты ещё – лишь подумай! – не слыхал, как она поёт, это ты ещё – знаешь, к счастью, – не гулял с нею по ночам. Обо всём этом, мой хороший, можно сутками напролёт разговаривать больше года, если прямо сейчас начать. У неё от кошачьей сути не свобода, не хвост трубой, не умение мягко падать, не светящиеся глаза…


У неё от кошачьей сути – ничего вообще, бог с тобой!

Кто посмел тебе, мой хороший, эти глупости рассказать?


Это волк по своей натуре, ясно с первых пяти минут, только скалится так красиво, что не сразу видны клыки. Ей не нужен твой чёрствый пряник, ей не нужен твой жёсткий кнут, если встретилась в чистом поле – развернись и скорей беги! Ты, конечно же, можешь думать, мол, раз-два, и её сломлю, всех строптивых же укрощали, так и этой недолго выть…


Ты, конечно же, можешь думать,

мой хороший, но, мать твою,

На неё лишь начнёшь охоту – не сумеешь остановить.


Это ты ещё – лишь подумай! – и ружья-то в своих руках отродясь не держал, а тоже – посмотрите, какой герой. Мой хороший, я обещаю: ты останешься в дураках. Не садился б за эти карты, не тягался бы… Чёрт с тобой! Ты, закинув обрез за плечи, поднимаешься и идёшь, обещаешь вернуться скоро – может, даже и до утра.


Я смотрю тебе вслед и плачу. За окном барабанит дождь.

Ты забыл на столе, мой мальчик, свои пули из серебра.


РОГ РОЛАНДА


Ляг сегодня за полночь. А в полночь

Приходи мои увидеть сны.

Нет, я не приму чужую помощь,

Пусть уж нападают со спины.

В сумрачном ущелье Ронсеваля,

Стёртом с самых-самых важных карт,

С тихой элегантностью рояля

Станет молчаливый арьергард.